Волшебная палочка

Казалось бы, узкотематические стихи о российских городах. На самом же деле поэт выходит на обобщение, на глубину мысли, на осмысление чувств.

Птица, сидящая на стволе пушки («Герб города Смоленска») — становится символом чуткости, дозора, боевого сигнала, что вполне понятно применительно к городу, который всегда одним из первых принимал нашествия на Россию с запада.

Райская птица. Сиянье. Радушный морок!
Зарились хищники — и подступали к ней.
И для чужого сокровища каждый ворог
клетку готовил из штыков и цепей.
Но — как встрепенется она на закате —
пушка молнией полоснет…

Точно так же своеобразно осмыслены поэтом пчелы на гербе Медыни, серпы — на гербе Серпейска, снопы — на гербе Перемышля Калужского… Конь же на гербе Томска послужил поводом для прекрасного лирического философского стихотворения:

С ним лицевали поле, в пот и дрожь
бросало бремя плуга. Счастье — в силе.
Конь умирал — и умирала рожь,
и шли мы по миру… А мир — осина.

Но в разум мой, как гвоздь, вбивают боль

самодовольные, их страсть воловья,
мне тошно видеть дикий, смертный бой
между бензином и живою кровью.

Знать, потому и дорог томский конь,

легко, свободно скачущий в эмблеме.
Серебряный, на зелени — огонь,
куда он скачет? В будущее время…

Мерцает конь в степи. Зову, зову

всей памятью, как молодость былую,
кладу у ног счастливую траву
и в морду умную его целую.

К философской лирике надо отнести и такие стихи Поделкова, как «Поле жизни», «Круговорот», «Постскриптум», «Триптих», «Горы оседают…». Это деление, конечно, во многом условно, потому что и в тех стихах, которые принято называть пейзажной лирикой, и в тех стихах, которые принято называть любовной лирикой, Поделков все равно остается философом.

Точно так же, легко и естественно (например, в стихотворении «Дождь в саду»), сочетаются пейзаж и история — следующий важный отсек поэтического корабля Поделкова.

Этот раздел его поэзии представлен главным образом поэтами, а в поэмах ярче всего — образом Петра, к которому, как известно, часто обращалась русская муза.

По-своему рисует Петра Поделков:
Подавшись, как от режущего света,
Петр повернулся, не сдвигая ног,
к Толстому — Вот, гляди… (но голос глох)
здесь сонная артерия, а этот,
что рублен, чаю, пятый позвонок.

В другом случае поэт держится исторического плана без выхода на лирическое обобщение, не преследуя других, пусть и прекрасных с точки зрения поэзии, целей, кроме раскрытия образа царя и его эпохи:

— В кунсткамеру! Беречь ее вовеки!
За голову — в ответе голова.

И сдвинулся. Огромный. По-мальчишьи

с помоста прыгнул, чуть к земле припав.
И на два берега его величьем
расколота безмолвная толпа.

И долго-долго в предрассветной сини,

не трогаясь и не смыкая след,
стояла удивленная Россия…

Мы отметили только некоторые черты поэзии Сергея Поделкова, еще находящейся в движении, в развитии и поэтому обещающей нам еще новые мотивы, новые открытия, новые грани.

Дыхание истории

Когда в литературу приходит человек, глубоко и в совершенстве овладевший до этого какой-либо другой профессией, и оказывается талантливым писателем, это вдвойне обогащает литературу. Глубокие знания в любой области никогда еще не мешали литературному таланту — лишь бы он был.

И все же и здесь, в этом соединении двух профессий, могут быть особенно счастливые случаи. Одно дело, когда в литературу пришел бы, скажем, инженер, а другое дело, когда пришел фольклорист.

Дмитрий Балашов — крупный специалист в области фольклора северных русских земель. Заонежье, Белое море, Новгород, Псков — все исхожено, изъезжено, каждое словечко, каждая интонация, оттенок, языковая закономерность и языковой курьез — все освоено, изучено, в багаже. Через язык — короткий путь в самое историю, к творцам, носителям и хранителям языка.