Волшебная сказка Нью-Йорка

— И что вы с ним сделали. Свезли его в Европу. К тамошним прохиндеям и прочим французам. Ну и ладно, а я все равно хотел бы быть вашим другом. Только вам пора образумиться. Чей это, интересно, у вас шофер. В какие сомнительные дела вы ввязались. Не думайте, что вам удастся меня провести. Даже и не надейтесь. Какого черта стол качается.

— Это ты качаешься, Говард.

— Ах, чтоб меня. Кто тут занимался подрывной деятельностью. У меня под столом. Я выступаю с речью на важные темы, вскрываю всякие факты. А какие-то ублюдки хотят меня с мысли сбить. Так вот знаете что, я подозреваю, что никакого мистера Мотта вы сроду в глаза не видали. Скорее всего, вас просто случай занес на одну из дурацких вечеринок его сыночка, вот что я думаю.

— Говард, оставь мистера Кристиана в покое. Ты говоришь так потому, что тебя туда ни разу не приглашали.

Говард Гау, чело в поту, наставляет на меня колеблющийся палец. И выдергивает его из пламени свечи, распространяя запах горелого ногтя. У миссис Гау сжаты губы, кулачки лежат по сторонам от тарелки. Надо бы попросить у нее еще салата. Поскольку не похоже, что нам удастся добраться до малинового мороженного.

— Да здравствует победа. Жми, команда наша, жми. Не теряй задора. Защитник из второго состава. Вот кем я был. В школьные годы. А когда поступил в университет, оказалось, что я и для этого слишком тощ. Это кто тут сидит. Ты, Джин. Иди, отскобли крыльцо. А я отправлюсь прямиком на наш винокуренный заводик.

— Ты этого не сделаешь, Говард.

— А кто мне помешает. Думаешь натравить на меня этого слабака Кристиана, которого все считают драчуном. Мальчишки из Мозгового центра, может, его и боятся, а мне на него начхать. Вот пусть попробует мне помешать. Пусть только посмеет.

Говард Гау спотыкаясь, направляется к задрапированной двустворчатой двери, ведущей не знаю куда. Цепляет ногой радиатор. И скривившись от боли, хватается за коленку. Но тут же стирает гримасу новой улыбкой.

— Ха, надул, надул вас обоих. Решили, что я вас оставлю, да, наедине. А откуда мне знать, что наш красавчик не станет у меня за спиной подъезжать к моей старушке жене.

— Говард, заткнешься ты наконец или нет. Ты пригласил к нам мистера Кристиана. И оскорбляешь его. По-моему, все это очень скучно. Ты понимаешь. Для этой игры нужны двое. Знаете что, Корнелиус, давайте выпьем хорошего крепкого коньяку.

— Ну тогда до свиданья. Обоим привет. Тили-бом, тили-бом, на заводик мы пойдем.

— Иди-иди и постарайся, черт бы тебя побрал, дотащить до него свой тили-бом.

— И пойду, а ты как думала, не пойду, что ли.

Голос, распевающий под деревьями. Громко хлопающее окно. Миссис Гау в сиреневом наряде. Жилы у нее на руке, если она, подняв, закинет ее назад, наверное, с треском лопнут, как кукурузные зерна. Вот уж не думал, что у толстозадого очкарика Гау такая ослепительная жена. Драгоценность, откопанная в мертвой точке Куинса. Со свежим запахом мыла и еле заметным гардений.

— Мне так неудобно перед вами, мистер Кристиан. Прошу вас, не воспринимайте Говарда слишком всерьез. Хотите чего-нибудь.

— О, уверяю вас, я прекрасно себя чувствую, спасибо.

— Какое там прекрасно, давайте уж признаемся в этом друг другу. Как такое может понравиться. И самое печальное, Говард действительно думает то, что говорит. Он в самом деле негодует на вас. Я не в состоянии этого понять. Тем более, что он так много о вас рассказывает.

— Я его понимаю, миссис Гау.

— Ваша неизменная вежливость очень мила. Но вечер все-таки получился какой-то безобразный.

— С ним там ничего не случится.

— Да нет, ему всего-то нужно тридцать ярдов пройти. Разве что ногу сломает в детской песочнице. Или полицейский, который там стоит, пристрелит его. Хотите свежего кофе. К вашему коньяку.

— Это было бы замечательно.

— Вы ведь, наверное, не знаете, что Говард немного попивает. В университете он считался очень умным студентом. Собственно, даже блестящим. И хотя у нас ни в чем нет недостатка, ему иногда кажется, что он растратил жизнь впустую.

— А вам здесь нравится, миссис Гау.

— Детям здесь хорошо. Но я бы, хотя это наверное и странно звучит, предпочла жить в гетто. Около десяти утра здешние места приобретают сходство с ледяной пустыней Антарктики. Но мужу ведь не расскажешь. Когда он, наконец, перестанет жаловаться на налоги. Что от этой сельской природы можно попросту спятить.

В волосах у нее переливается пламя свечей. Мерцающее в больших черных глазах. Подношу к носу коньяк. Сладкая спелость, бледность, золото, старина. Порожденье иной страны, называемой Франция. Лает собака. Гляжу на серебристую туфельку миссис Гау. На широкие ногти ерзающих пальцев стопы. Под лодыжкой, достойной антилопы.

— Можно задать вам по-настоящему личный вопрос, Корнелиус.

— Да.

— Хотя лучше не стоит, вам он может показаться сомнительным.

— О нет.

— Ну хорошо, тогда я спрошу. Меня это всегда интересовало. Может ли мертвая женщина, если она молода и красива. О господи, я не должна этого спрашивать.

— Спрашивайте.

— Ну так вот, если она лежит в покойницкой на столе, может ли она возбудить мужчину.