— Эй! — крикнул он, потому что в отличие от многих своих друзей-эльфов, которые ужасно боялись фей, этот эльф знал, что не надо ничего бояться. Ничего, кроме самого страха.
Фея решилась не сразу. То ли ей было страшно, то ли она просто стеснялась — но в конце концов все-таки вышла из своего укрытия, и они с эльфом принялись болтать, очень даже по-дружески. Они так хорошо поладили, что эльф пригласил фею пойти с ним в рощу и отведать волшебных ягод.
— Никогда в жизни! — воскликнула фея, замерев на месте.
— Почему? — спросил эльф.
— Я слышала про эти волшебные ягоды, — объяснила фея. — Вы, эльфы, когда объедаетесь ими, потом сидите смеетесь и видите всякое, чего нет.
— Откуда ты знаешь, что этого нет? — спросил озадаченный эльф. — Если ты никогда не пробовала этих ягод?
— Зато я видела, что происходит с вами. Когда вы наедитесь ягод, с вами творятся какие-то странности.
— Ну да! — раздраженно воскликнул эльф. Он уже начал сердиться. — Но ведь в этом весь смысл!
— И тебе никогда не бывает страшно? — спросила фея, глядя прямо в искрящиеся глаза эльфа.
Эльф на секунду задумался.
— Поначалу, уже очень давно, мне было немного тревожно. Наверное, это был страх перед неизвестным. А теперь? Теперь я уже не боюсь. Потому что это совсем не страшно. Это весело и приятно. Я что-то вижу, о чем-то думаю, что-то чувствую, и все, что я вижу, думаю и чувствую, потом помогает мне жить еще более насыщенно и интересно.
— Понятно, — сказала фея.
Они пару минут помолчали. Эльф протянул руку и сорвал с дерева ягоды. Целую горсть.
— Ну что, попробуешь? — спросил он у феи и понимающе улыбнулся.
5. Сейди
— Ух ты, как классно! Сразу двое любимых мужчин!
Сейди сидела у барной стойки — спектакль еще не закончился, и в баре при театре было пустынно и тихо, но сама Сейди, похоже, уже завершила свой трудовой вечер, потому что держала в руке пузатый стакан с белым вином. Она распахнула объятия и прижала нас с Бобби к своей (между прочим, красивой и пышной) груди.
— Ну что, испорченные мальчишки, будем сосать молоко? — Ее лицо проказливого эльфа лучилось радостью.
— Что, уже? — спросил я. — А теперь разве не нужно стирать носки?
— Целую гору, солнце мое. И еще пару особо вонючих балетных корсетов. Но все это — после спектакля. Так что еще минут двадцать можно не думать о грустном. Я вот решила пока пропустить стаканчик — собраться с духом перед грядущими испытаниями. Как вы, должно быть, заметили, я еще в спецодежде. — Она приподняла шнурок, который висел у нее на шее. На него были нанизаны булавки, пара маленьких ножниц и прочие атрибуты костюмерного ремесла.
— Как идет представление? — спросил Бобби.
— Да, в общем, неплохо. Зрители много смеются, что не может не радовать, потому что наша исполнительница главной роли всегда обижается и психует, если публика не в состоянии оценить ее искрометные комические таланты.
— На сцене никто не заткнулся? — спросил я, имея в виду, не забыл ли кто из актеров свою реплику.
— Да нет, все нормально. Похоже, мы все-таки покорили этот Эверест. Постановка достаточно сложная, номы ее сделали.
Мы обожаем эти театральные разговоры. Наше любимое развлечение — сокращать названия пьес, как это делают напыщенные заслуженные актеры, когда похваляются друг перед другом своим впечатляющим послужным списком. Так что «Сон в летнюю ночь» превращается просто в «Сон», «Все хорошо, что хорошо кончается» — во «Все хорошо», «Король Лир» — в «Лира». Разумеется, мы не могли без экстримов и сокращали и переделывали названия еще даже более радикально, чем это принято в театральных кругах. «Как вам это понравится» усекалось до «Как», «Стеклянный зверинец» становился «Зоопарком» и т. д., и т. п. Это была наша игра, не менее увлекательная, чем веселье по поводу «на хрустящем ложе из молодого латука» в ресторанном меню, и мы могли так развлекаться часами. Последняя пьеса, которую ставили в «Алмейде», называлась «Нельзя ее развратницей назвать», и мы, понятное дело, тут же переименовали ее просто в «Шлюшку».
Сейди отпила вина, пару секунд подержала его во рту, потом проглотила и сказала:
— В общем, все начиналось натужно, но кончили мы хорошо.
Мы рассмеялись.
— А были трагедии в костюмерной? — полюбопытствовал я.
— Была одна мелкая драма с участием примадонны, — усмехнулась Сейди. Примадонной Сейди называла ведущую актрису. На самом деле на примадонну она не тянула ни разу, но вела себя как настоящая примадонна, и если кто-то в ее присутствии отзывался похвально о каких-то других театральных актрисах, истинных звездах первой величины, ее лицо тут же мрачнело, и она разражалась пространной тирадой (при ограниченном наборе слов) в адрес всячески титулованных, а наделе паршивых актрис, причем от ее выражений покраснел бы и старый боцман. Да что там боцман?! Даже я покраснел — на банкете по поводу премьеры на прошлой неделе, — когда сдуру завел разговор о фильме, в котором играла одна из известных театральных актрис.