Волшебник

Казалось, в квартире только добавилось жильцов, а все остальное было по-прежнему. И бабушка вот-вот выйдет откуда-нибудь из кладовки (раньше такие делались в квартирах и были особенно любимы детьми как самые таинственные и сказочные места) и начнет ворчать. А потом скажет, что сделала смородиновый пирог, и можно идти пить чай. Кто бывал в таких квартирах, знает, что они обладают особой атмосферой. Это сегодня жилье может быть чьим угодно, и в нем могут пожить за год несколько совершенно разных и чужих друг другу людей. Да и само слово – «жилье». Разве можно так сказать о доме? А тогда квартира была не просто домом. Она была частью человека. Сама квартира и была непосредственно бабушкой, а бабушка – квартирой. Все ее привычки, радости и скорби, вся ее жизнь была в этих стенах. Причем она не просто там находилась, эта жизнь, она была частью этих стен – она вросла, впиталась в них навечно, и никаким ремонтом достать ее оттуда было совершенно невозможно. А если еще на ремонт не хватало денег, что было тогда самым естественным состоянием, то люди годами так и жили – внутри этих заботливых и немного странных, но очень добрых бабушек. А бабушки помогали им всю жизнь, чем могли, хотя иногда очень любили поворчать. Бывает, заскрипит у старушки сустав где-нибудь в районе кухонного крана. Но заботливые внуки тут же вызовут доктора, тот осмотрит и буркнет себе под нос: «Трубы уже старые, менять тут все надо». Но с пониманием добавит: «Изолентой сейчас замотаю, будет как новая. Есть изолента?»

Изолента, конечно, была. В каждой квартире. Если бы ее создатель знал, что его изобретение будет почти что единственным средством ремонта, а иногда даже и декора, для миллионов людей и их домов, он бы назвал его как-нибудь более громко. Например, «лента спасения» или «лента жизни». Будучи скромным и не придав словесного величия своему инженерному шедевру, он ограничился лишь уникальным цветом, который до сих пор у людей, помнящих те времена, ассоциируется с надежность и долговечностью.

А поворчать повод сегодня был особенный. Только вместо так и не вышедшей из кладовки бабушки эту важную обязанность, без которой не может существовать ни одна семья, по праву прямого наследства с большим удовольствием взвалила на себя ее внучка. Тем более, что они были даже внешне похожи. И, как полноправная хозяйка, понимающая, что именно и как должно быть в ее доме, Женя четко дала понять: щенка здесь не будет, потому что не будет никогда!

Комната отдыха водителей автобусов – место особое, сакральное. Время от времени здесь приходилось быть психологом, финансовым консультантом, кредитором и кредитуемым, мудрецом, философом, дарителем и одариваемым, тем, кто угощает, и тем, кому сегодня дома крепко достанется за то, что его угостили, учителем и учеником, старшим и младшим, начальником и подшефным, напарником, другом, братом, и исполнять еще множество социальных ролей. Люди, находившиеся здесь, волей-неволей часто собирались вместе и были в каком-то смысле семьей – их не выбирали, но с ними приходилось жить. Так что лучше было поддерживать добрые отношения – ведь так жить гораздо приятнее. А поскольку неприятностей хватало и вне этих стен, это был, пожалуй, единственно возможный способ жить.

Да и не самые плохие люди, надо сказать, здесь собрались. Да, бывали грубы, пьяны и иногда дрались. Но все были простые и без «двойного дна», так что можно было не опасаться получить удар в спину. Только по лицу, и то, в основном, по пьянке, и то не часто.

Сегодня повод собраться всем вместе был если не особый, то уж точно необычный. Посреди комнаты стояла картонная коробка с высокими бортами, а из нее раздавался писк и скрежет. Это четыре щенка безуспешно пытались выбраться из своего маленького «автобуса», на котором они сюда «приехали», в большой мир.

На старом, продавленном и местами протертом до дыр диване сидел Андреич. Это был один из старейших и самых уважаемых водителей на автотранспортном предприятии, поэтому и занимал почетное место. Грузный, мощный, но не толстяк, темноволосый, усатый, с благородным лицом, он больше походил на актера или оперного певца, чем на простого труженика. Как будто он был рожден для совершенно другой судьбы, но та, сделав финт, сговорившись с жестким и порой не разбирающимся ни в чем временем, забросила его сюда. Теперь, довольная собой, она тихонько потешалась над собственными поворотами, которые ее не лишенный огромной силы духа «любимчик» успешно преодолевал, крутя баранку «Икаруса».

– Долго эта волынка будет продолжаться тут? – спросил Андреич. – Чего они всё пищат?

– Им на руки надо, – объяснил хозяин.

– Ага! – сказал Андреич. – А может им еще водки налить?

– Молока бы им. Это ж дети.

– А здесь что, молочная кухня? Я давно уже заметил, какие–то дети сегодня не те пошли.

Но хозяин, не слушая возмущения, тут же достал из коробки первого попавшегося щенка, посадил его на руки Андреича.

– Да ты… – сказал тот.