— Значит, так тому и быть, — сказал Гар. — Оглушить солдат, оставшихся верными герцогам, потом пленить самих ноблей — только не убивать их, иначе надежд на мир не будет никаких! Поставить во главе армии старшего по возрасту сержанта, за ним — следующего по возрасту, и так дальше, сверху донизу. Ступай, переговори со своими новыми знакомыми, Колл, и передай им сам, а они пусть передадут дальше: яйца проклюнутся на заре втородня!
— Но ведь осталось всего пять дней! — возразил Дирк. — Они могут не успеть передать эту весть за такой короткий срок!
— Придется. Разведчики говорят, остальные четверо герцогов подойдут к границе в понедельник вечером или во вторник утром. Значит, битва начнется в среду. Нам нельзя дать им соединиться прежде, чем восстанут сервы. Готовы мы или нет, яйца должны проклюнуться!
Но Дирк упрямо покачал головой:
— Даже по сети ячеек сигнал не может распространиться так быстро. Посмотри в лицо реальности, Гар, — придется тебе все-таки прибегнуть к помощи Чародея.
— Боюсь, я с самого начала знал, что без этого не обойтись, — вздохнул Гар. — Что ж, если это все, что ему придется делать, я еще буду рад.
Колла, слышавшего эти слова, прошиб суеверный пот. Неужели они говорили это серьезно? Правда ли они знакомы с волшебником? И правда ли он согласится помочь? Нет. Этого не может быть!
Но той же ночью, стоило ему опустить голову на свой тюфяк, как во мраке над ним возникло лицо — лицо старика, окруженное седой шевелюрой, переходившей в окладистую седую бороду.
— Я Волшебник, Чародей Войны! — пророкотал у Колла в голове мощный бас.
Колл застыл, в страхе вглядываясь в темноту.
— Не бойся: в войне этой я на твоей стороне! Я не причиню тебе вреда!
— Но ты уверен, что мы не проиграем? — шепотом спросил Колл.
— Этого я обещать не могу, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Однако сражаться придется все равно вам самим, сервам. А что сделаю я — что я делаю сейчас: передаю день и час, когда должны проклюнуться яйца.
— Правда можешь? — зачарованно прошептал Колл. — Каждому члену каждой ячейки?
— Этого не могу даже я. Но я могу передать это вожаку в каждой вотчине, и я могу передавать срочные сообщения от одного человека другому. Ты тот, кого я выбрал вожаком в королевской вотчине.
Колл даже поежился от свалившейся на него ответственности.
— Нет! Я ведь всего лишь серв — тот, кто исполняет чужие приказы!
— Некоторым сервам придется стать командирами, иначе вы всегда будете лишь пешками ваших господ. Ты — тот серв, кого сэр Дирк и сэр Гар выбрали для того, чтобы научить стратегии и тактике этой Войны против войн, а значит, это ты будешь пастырем всех ячеек королевской вотчины, и ты сделаешь так, чтобы они действовали сообща. В этом я могу быть тебе лишь советчиком, ибо только человек, родившийся в Агтранде, может руководить битвой, иначе ваш народ навсегда останется лишь сервами, исполняющими чужие приказы, и будет ждать спасителя, что придет и избавит их от их жалкой участи.
— Но я же не гожусь для этого! Я неуч, я мужлан!
— Бы все такие, Колл. Или ты хочешь, чтобы я поговорил вместо тебя с сержантом?
— Да! Э... — Колл вдруг вспомнил, что он сам тоже сержант. — Ясно. Если я хочу чин, я должен завоевать его сам, верно?
— Верно, только это не все, чего ты хочешь.
— Ну да, и если я хочу освободиться, я должен завоевать свободу сам?
— И себе, и своему народу. — подтвердил волшебник. — Если это сделает за тебя другой, другой может и отобрать.
— Иначе говоря, если меня освободит кто-то другой, я никогда не буду свободен по-настоящему. — Сердце у Колла сжалось при этой мысли. — Ну что ж, я передам сигнал. «Яйца проклюнутся на заре втородня».
В ночной тиши дюжина солдат эрла Грипарда поднялась со своих тюфяков и, бесшумно ступая босиком, по очереди огрела своих спящих товарищей по голове, а потом связала бесчувственных солдат крепкими веревками. То же самое происходило в других палатках; затем они вышли, обувшись, но все равно передвигаясь почти бесшумно, и окружили шатер эрла. Морщинистый сержант и пять солдат прошли к закрывавшему вход пологу. Часовые нахмурились, но, узнав своих, опустили оружие.
— Чего у вас там? — спросил один.
— Вы уж извините, братцы, — вздохнул сержант, и его люди, шагнув вперед, оглушили своих бывших однополчан.
Первые лучи восходящего солнца осветили боковой полог шатра, и эрл проснулся. Позевывая, он накинул халат, подошел к выходу полюбоваться утром — и увидел две трети своей армии, связанной по рукам и ногам, а оставшуюся треть сторожившей их.
— Что тут происходит? — рявкнул он. — Эй, сержант! Развяжи этих людей!
Сержант почтительно поклонился.
— Прощения прошу, милорд, но это никак невозможно!
Эрл, оцепенев, уставился на него. Потом лицо его перекосилось от ярости, и он повернулся к дежурившим у его шатра часовым.
— Взять этого наглеца!
— С вашего позволения, милорд. — Часовой, стоявший слева от входа в шатер, поклонился. — Но осмелюсь сообщить, я исполняю приказы только моего сержанта.
Эрл снова уставился на него. Все это начинало походить на дурной сон. Опомнившись, он вскинул голову.