Волшебник на войне. Волшебник в мире

Менестрель пел и пел, но Орогору отвернулся. В ушах у него звенело, голова шла кругом — настолько его захватила чудесная легенда.

— Не видать, Орогору? — хихикнул Дейл и прищурился — не выказывает ли Орогору признаков поражения. — Плохо, да?

— А хочешь, мы тебя на плечи посадим, а? — предложил Клайд.

Но Орогору их не слушал — зато хорошо расслышал последние строчки баллады:

Артурово царство! Года над тобою не властны!
Служи всем владыкам и странам примером прекрасным!

Тут Орогору вновь ощутил нечто вроде озарения. Он покачнулся, чуть было не упал, но успел ухватиться за ствол тонкого деревца и удержался на ногах. Он не замечал, что над ним смеются, — теперь он точно знал, кто он такой! Он, как Артур, был принцем, которого растили втайне, среди простолюдинов, до тех пор, покуда он не догадался бы о том, кто он такой на самом деле, покуда бы не осознал, какая ему суждена доля! Сам менестрель только что назвал его имя — он был принцем Приммером!

Орогору медленно брел по берегу пруда, и вот наконец дрожь в коленках унялась, он задышал ровнее, вспышка, затмившая все прочие мысли, померкла, и он стал замечать, что происходит вокруг. Что же за чародей был этот менестрель, этот глашатай судьбы, одаривший его озарением? Орогору вдруг мучительно захотелось вновь услышать его голос.

Он вернулся к крестьянам, по-прежнему стоявшим кругом возле менестреля. Кто-то из мужчин постарше недоверчиво фыркнул:

— Город в чаще леса? Ну ты и заливаешь!

— Я бы тоже не поверил, — отозвался менестрель. — Но тот человек, который мне рассказал об этом, клялся, что видел его своими глазами — каменные стены выше деревьев, а за ними башни — еще выше!

— Но кому бы только взбрело в голову строить город за каменными стенами в лесу? — засомневался другой крестьянин. — Разве сам лес — не защита?

— Вот! — Менестрель глубокомысленно поднял руку с вытянутым указательным пальцем. — А что, если город был построен на открытой равнине так давно, что теперь вокруг него вырос густой лес?

При упоминании о столь древних постройках толпа огласилась благоговейным ропотом, но какой-то старик выкрикнул:

— Чепуха! Неужто эти люди были такими паршивыми хозяевами, что позволили своим полям зарасти лесом?

— Не позволили бы, — уточнил менестрель, — если бы были живы.

Пару минут деревенские жители молчали, переваривая услышанное. А потом по толпе пронесся взволнованный шепоток — так шепчутся, когда тебя пугают, но тебе не страшно, когда речь идет о благоговении перед чем-то сверхъестественным.

— Так ты говоришь, что город необитаем? — спросила какая-то женщина.

— Да не то чтобы совсем необитаем, — отозвался менестрель и добавил потише: — Тот человек, который рассказал мне эту историю, заночевал возле стены, так вот… он клянется, что слышал голоса, смех и даже музыку — правда, все эти звуки были такими тихими, что он гадал — не померещились ли они ему.

Толпа обрадованно загомонила.

— Так ты хочешь сказать, что там обитают привидения? — спросил старик.

— Может, и так. Кто знает? — Менестрель спохватился и решил, видимо, побороть недоверие крестьян. — Он же не перелез через стену — она была слишком высока. Но слышать голоса — точно слышал. Кто знает? Быть может, те господа и дамы, что обитали в этом городе во времена его юной славы, до сих пор живут там, и они бессмертны!

— Не может такого быть! — буркнул старик.

— Призраки, — заявил кто-то с полной уверенностью, и это слово пробежало по толпе, словно круги по воде от брошенного камня:

— Призраки!

— Призраки!

— Призраки принцев и принцесс, — согласился менестрель. Голос его звучал негромко, волнующе, тонкая рука чертила в воздухе силуэты невидимых царственных особ. — Призраки королей и королев! По ночам они устраивают пиршества за столами, накрытыми призрачными яствами, и внимают звукам колдовской музыки, водят тихие хороводы, и кавалеры ухаживают за дамами с воздушным изяществом.

Шепоток дрогнул, дрогнула и сама толпа.

А Орогору — хоть бы что. Его глаза взволнованно сверкали. Он слушал и слушал рассказ менестреля, впитывал каждое произнесенное слово как губка, и воображение его рисовало картину блестящего двора, прекрасных галантных вельмож. Но когда менестрель умолк и получил положенную за представление плату, и жители деревни, огорченные тем, что все хорошее когда-нибудь кончается, стали расходиться по домам, Орогору отошел от площади, сверкая глазами. В сердце его пела и ликовала надежда.

— Что это ты такой взбудораженный, Орогору?

Орогору вздрогнул и обернулся. Неужели хоть одна из деревенских девушек наконец поняла его превосходство над остальными парнями? Однако его ожидало жестокое разочарование. Это была всего-навсего Килета — некрасивая худышка, единственная девушка, которая относилась к нему сносно, даже, пожалуй; по-дружески. Вот если бы Алтея хоть разок так взглянула на него!