Читаем Волшебник. Набоков и счастье полностью

«…У меня не имелось… ничего, кроме одной символической лампочки в теоретически ослепительной люстре мадемуазелиной спальни, дверь в которую, по решению нашего домашнего врача (привет вам, доктор Соколов!), оставалась слегка приоткрытой. Без этой сверкливой вертикали (которую детские слезы умели преображать в ослепительные лучи сострадания) мне было бы не к чему прикрепиться в потемках, где плыла голова, а рассудок изнемогал в травестийной агонии» («Память, говори»).

Светлые линии в форме латинской «L» – скоро мы обнаружим их под темной дверью.

Суглинок

«Вглядываясь в имевшую очертания человечьей почки клумбу (и замечая розовый лепесток, одиноко лежащий на суглинке, и крохотного муравья, исследующего его обмахрившийся краешек) или разглядывая смуглую талию березового ствола с ободранной каким-то бездельником бумажной пестрядью бересты, я действительно верил…» («Память, говори»).

Поэтический компост. Восходит к строкам талантливого поэта: «В сумерках ведет меня тропинка / Через пену бурую суглинка».

Страна нимфеток

«…Моей Лолиты, когда та, бывало, ко мне заглядывала, в своих милых, грязных, синих штанах, внося с собой из страны нимфеток аромат плодовых садов; угловатая и сказочная, и смутно порочная, с незастегнутыми нижними пуговками на мальчишеской рубашке» («Лолита»).

Выглядит наиболее привлекательно, если посмотреть на нее сквозь полевой бинокль, забравшись на вершину яблони в Гумберландии.

Пальпебральный

«…Красочное пятно, образ-рана, остающаяся от удара, который только что потушенная лампа наносит пальпебральной ночи» («Память, говори»).

Роскошный синоним для темной преисподней, которая образуется под смеженными веками. Черный экран, который не спеша разворачивается, когда вы, с книгой в руке, погружаетесь в сон.

Пери

«…Что на чувствах Демона сказалось странноватое „инцестуальное“ (что бы сие ни значило) наслаждение… когда он впивал и нежил, и ласково размежал, и растлевал недопустимыми к упоминанию, но обольстительными приемами плоть (une chair), принадлежавшую сразу и жене и любовнице: сплетенные и просветленные прелести единоутробных пери, Аквамарины единой и двойственной: мираж в эмирате, самородный смарагд, оргия эпителиальных аллитераций» («Ада»).

Заманчивая фея в персидской мифологии. Красавица, отпавшая от рая, или же отразившаяся в зеркале с бирюзовой рамой демоница. Ключ ко второй главе этой книги.

Журчать

«…Когда эта жемчужная речь журчала и переливалась…» («Память, говори»).

Трепетать и шелестеть, подобно ручейку французской речи. D'esirez-vous une tartine de miel? [19] (Губы при этом должны принять форму маленького о. )

Розовый кварц

«…Я все-таки нашел ныне совершенное соответствие v – „розовый кварц“ в „Словаре красок“ Мерца и Поля» («Память, говори»).

Цвет поместья Вольдрим, владения Вольдемара Волшебного (также упоминавшегося как «Вольдемар из Корнелла» в восьмой главе). В своем аттике из розового кварца Вольдемар хранил огромный словарь, содержавший выражения столь богатые и странные, что пользоваться ими мог только он сам. Однажды палящим августовским днем Вольдемар все-таки призвал своего любопытного ученика и указал ему на хрустальную приставную лестницу, ведущую куда-то под самую крышу. Ученика не надо было просить дважды – он мигом вскарабкался по лестнице, стукнувшись при этом своим яйцевидным черепом о потолок из розового кварца, и с усердием склонился над Вольдемаровой Книгой книг.

Где-то очень далеко Вольдемар кричал что-то про толпы или столбы. Ученик, не обращая внимания на этот крик, который казался ему теперь не громче шепота, яростно листал страницы книги. Но как раз в тот момент, когда он расшифровал первое определение, он вдруг увидел самого себя – словно на киноэкране – быстро бегущим по каменистой долине в некоем давно прошедшем столетии навстречу татарской коннице, вооруженной каким-то шипастым и страшным оружием…

Ятаган

«…Колоссальный письменный стол, на обитой черной кожей пустынной глади которого одиноко лежал огромный кривой нож для разрезания бумаги, подлинный ятаган желтоватой кости, выточенный из бивня мамонта» («Память, говори»).

Можно предположить, что этот стилистический ятаган – любимое оружие Набок-мурзы. Мамонтово лезвие, которое Набок держал под рукой на случай, если понадобится всадить его в брюхо мчащемуся навстречу татарам конному тевтонцу. (Вы можете пролистать книгу назад и поискать камео в восьмой главе.)

Интрига [20]

«Интерес, который проявляли к нему совершенно незнакомые люди, мнился ему результатом темных интриг, несказанно опасных (красивое слово – интрига… сокровище в пещере)…» («Николай Гоголь»).

Вызывает в памяти сокровища, умело спрятанные в других пещерах: «панда» – пан, говорящий «да»; «желатин» – латинское желание; «зоохор» – счастливый хор поющих животных.

SUB ROSA [21]

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное