Оперативная бригада Центрального разведывательного управления работала в Москве уже второй месяц, но они так и не продвинулись в решении вопроса, от чего вдруг комми, так резко свернули в сторону.
Кроме того, что были убраны десятки агентов и тех, кого можно было считать агентом влияния, своим места потеряли те, кто просто симпатизировал США, и был сторонником разрядки в отношениях с Западом. Кроме этого посыпались очень многие конструкции. Например, война на востоке. Америка очень дозированно прикармливали этот пожар, чтобы русские не соскочили раньше срока, а они просто взяли и ушли. Так же бесславно закончилась операция ЦРУ по удержанию советских войск в Египте. Подразделения ПВО, лётчики, танкисты и десантники были выведены, правда оружие осталось на месте, под гарантии правительства Анвара Садата заплатить за всё по рыночной цене, и под такое дело подписав с Израилем полноформатный договор о мире и дружбе. Израилю было не совсем выгодно подписывать это соглашение, но и они устали от бесконечной войны.
По всему Союзу сыпались сети и налаженные связи, люди пропадали, садились в тюрьму по уголовным статьям, и вообще происходил странно-упорядоченный хаос.
Из этого хаоса, аналитиком ЦРУ Ниной Харрис, были замечены несколько странностей. В Москву из Сибири были возвращены заметные фигуры предшественницы КГБ – НКВД. Судоплатов, Воскресенская и Эйтингон. Возвращённые были обласканы руководством, им присвоили очередные звания, и даже наградили высокими орденами. Был и ещё странный момент. Один из возвращённых – Павел Судоплатов, стал регулярно появляться в кабинете Брежнева, и передвигаться на машине из Кремлёвского гаража, что однозначно говорило о том, что генерал стал частью властной системы.
С учётом того, что Судоплатов был ликвидатором и диверсантом – весьма тревожный сигнал. Но такой разворот всей тяжёлой системы как Советский Союз, не мог быть вызван возвращением из опалы одного генерала. Да хоть десяти.
Судя по ведущимся переговорам, Советы собирались приобрести технологии производства электронных компонентов, хотя ещё недавно их вроде бы устраивали схемы на лампах. Лампы действительно имели свои достоинства. Например, радиационную устойчивость и устойчивость к магнитному импульсу. То, что сразу и бесповоротно сжигало схемы на полупроводниках, у ламповых приборов вызывало лишь сбой в работе.
Сотрудники группы бродили по Москве, захаживали в разные компании и посещали вечеринки, но это ни на миллиметр не приблизило их к решению вопроса, какая именно муха укусила всё советское правительство что они зашевелились так резко.
Были подняты все связи, даже застарелые, и контакты, но информации не было. Всё выглядело так, будто Брежнев вдруг осознал ситуацию куда глубже чем её видели даже аналитики ЦРУ, и стал принимать срочные меры. А это значило что выходить нужно на самый верх, в окружение Брежнева, а там всё перекрывалось спецслужбами СССР в три – четыре слоя, плюс каждый сотрудник аппарата был гласным или негласным сотрудником КГБ или ГРУ. И лезть в такой серпентарий, можно было только совсем сдуру. Поэтому команда, присланная из директората, ограничилась сбором разрозненной информацией и структурировало её в надежде выловить что-то ценное.
Брежнев всё же настоял на том, чтобы ему лично представили Авгура. Да, с соблюдением всех требований секретности, но руководитель страны имел право знать тех людей, которые предоставляли ему критически-важную информацию.
Поэтому в один из апрельских дней, Судоплатов и Виктор, пришли в Кремль, и прогулявшись по публичной части крепости, завернули за угол, одного из зданий, вошли в неприметную дверь, и пройдя по коридорам, спустились вниз, в систему подземных проходов между зданиями. Павел Анатольевич ориентировался в них словно бывал здесь регулярно, и проведя Виктора через пару постов, поднялся по чугунной лестнице, явно дореволюционной постройки, и они оказались в переплетении служебных коридоров Сенатского дворца. Подойдя к очередной двери, он аккуратно постучал, и кивнув охраннику, завёл Виктора в небольшую комнату, где уже был сервирована стол для чаепития.
Ждали недолго. Где-то через полчаса, раздался звук открывающегося замка, и в комнату вошёл человек, чьё лицо было, наверное, известно во всём мире.
– Здравствуйте, товарищ Брежнев. Виктор, одетый в «парадный» костюм на котором болталась одинокая медаль «За боевые заслуги», встал, и аккуратно пожал протянутую руку.