Волшебник Земноморья

— Воду и пищу я тебе принесу, когда смогу. Но принести много мне вряд ли удастся. Воды — сколько хочешь, но с едой какое-то время будет трудно. Мне придется поголодать — понимаешь, почему? Но я постараюсь приносить столько, чтобы ты был жив. Я не смогу прийти к тебе два, три дня, может быть, даже дольше. Я должна сбить со следа Коссиль. Но я приду — обещаю тебе. Вот, возьми фляжку. Сейчас она полная, но расходуй воду бережнее, потому что вряд ли я смогу прийти скоро. Но я обязательно вернусь.

Он поднял к ней лицо, и в глазах его Арха увидела странное выражение.

— Будь осторожнее, Тенар! — сказал он.

8. Обретение имени

рха провела Манана по извилистым темным туннелям и оставила его в Подмогилье — копать могилу, которая должна была послужить наглядным доказательством для Коссиль, что вора и в самом деле постигла заслуженная кара. Было поздно, и она направилась прямо к себе, в Малый Дом, чтобы сразу лечь спать. Среди ночи Первая Жрица неожиданно проснулась: она вдруг вспомнила, что забыла свой плащ в Разрисованной Комнате. Теперь в холодном, сыром склепе у него не было ничего теплого, кроме собственного короткого плаща, и спать ему придется на голых, пыльных камнях. «Как в холодной могиле, — думала она, чувствуя себя совершенно несчастной, — он там теперь совсем как в холодной могиле». Но она слишком измучилась за день, чтобы проснуться по-настоящему и вскоре снова незаметно уснула. И ей начали сниться сны. Ей снились души мертвых, точно такие, какие были на стенах Разрисованной Комнаты: огромные запачканные птицы с человеческими руками, ногами и лицами. Они сидели на скрещенных ногах в каком-то темном и пыльном помещении. Они не могли взлететь. Им приходилось есть глину и пить пыль. У птиц не было душ, как у тех, кто возрождается, они были из какого-то древнего племени неверующих, пожранного Безымянными. Теперь они сидели вокруг нее в тени, и от них то и дело доносилось слабое потрескивание или писк. Одно из этих существ придвинулось к Архе совсем близко. Она сначала испугалась и попыталась отодвинуться, но не смогла даже пошевельнуться. У этого существа было не человеческое лицо, а птичье, но волосы отливали золотом, и вдруг это существо сказало женским голосом:

— Тенар!

И повторило еще раз, нежно и тихо:

— Тенар!

Она проснулась. Ее рот забивала глина, она лежала под землей, в каменной могиле, руки и ноги, спеленутые саваном, не давали ей ни двигаться, ни говорить.

Отчаяние, охватившее ее, было таким сильным, что разорвало ей грудь, и словно огненная птица, она пробилась сквозь камни на белый свет — на белый дневной свет, который тусклым отсветом проникал в ее темную комнату.

Проснувшись — на этот раз по-настоящему — она села на постели, чувствуя, что от кошмарных снов вся измотана, а рассудок ее как бы затуманен. Она надела платье и направилась к бочке во внутреннем дворике Малого Дома. Она погрузила в ледяную воду руки, потом окунула в нее лицо, всю голову — и повторяла это до тех пор, пока тело не задрожало от холода, а кровь быстрее побежала по жилам. Потом, откинув назад волосы, с которых ручьем текла вода, она выпрямилась и поглядела вверх, в утреннее небо.

Солнце взошло совсем недавно, и начинался чудесный зимний день. Чуть желтоватое небо было очень ясным и чистым. Высоко-высоко кружила какая-то птица: не то ястреб, не то пустынный орел; в лучах восходящего солнца она казалась золотым пятнышком.

— Я — Тенар, — негромко проговорила она вслух и вздрогнула от холода, страха и ликования, которое испытывала просто от того, что была в столь ранний час под этим огромным, открытым, промытым солнцем небом. — Я вернула себе имя. Меня зовут Тенар!

Золотое пятнышко, изменив направление полета, направилось на запад, к горам, и там пропало из виду. Свет зари позолотил кровлю Малого Дома. Где-то внизу, в овчарне, звякнули бубенчики. Слабый, но свежий ветерок принес с кухни запах древесного дыма и горячей гречневой каши.

— До чего же я проголодалась… Но как он узнал? Откуда он мог узнать мое имя?… Ой, как хочется поскорее в трапезную… я так хочу есть…

И, набросив на себя плащ с капюшоном, она побежала в трапезную, где вот-вот должен был начаться завтрак.

Поев по-настоящему после трех дней полупоста, она почувствовала себя твердо и надежно, как корабль, который для большей устойчивости загрузили балластом. После завтрака она обрела такую уверенность в себе, что почувствовала, как запросто сладит с Коссиль.

Случайно, а может, и нет, из трапезной Большого Дома она вышла вместе с высокой, кряжистой женщиной и, не придумав ничего лучшего, что можно сказать, произнесла негромко:

— С грабителем покончено!.. Какой нынче чудесный день!

Из-под черного капюшона на нее искоса глянули холодные серые глаза.

— Я-то считала, что после человеческого жертвоприношения Жрице подобает в течение трех дней воздерживаться от пищи, — бесстрастно произнесла Коссиль.

Да, ей следовало поститься. Арха совсем забыла о правиле, и по ее лицу было видно, что она действительно забыла.