Волшебник Земноморья. На самом дальнем берегу. Том 2

В его голосе прозвучало нечто, заставившее Аррена повернуться и поглядеть на него очень внимательно. Ему показалось, что лицо мага снова излучает свет, делая видимыми и ястребиный нос, и щеку со шрамами, и темные, пламенные глаза. Аррен смотрел на него с любовью, но также и с боязнью, думая: «Как он недосягаемо далек от меня — и насколько же он выше меня!» Но вскоре он догадался, что это не волшебное сияние, не холодный блеск магии освещает ровным светом все морщинки и черты его лица: просто начинался рассвет. И эта сила — солнечный свет — намного могущественнее любой волшебной и магической силы. А время отнеслось к Ястребу не ласковее, чем к обыкновенному человеку. Эти морщинки говорили о приближении старости, и выглядел он усталым, а заря разгоралась все сильнее и сильнее. Вот он зевнул...

И Аррен, так вот глядя, удивляясь и размышляя, тоже наконец уснул. Но Ястреб остался сидеть рядом с ним, наблюдая за приходом зари и восходом солнца — так, как хозяин смотрит на сокровищницу, из которой исчезло самое дорогое, как ювелир глядит на треснувший самоцвет, как отец на больного ребенка...

5. МОРСКИЕ СНЫ

Когда утро разгорелось, Ястреб убрал из паруса волшебный ветер и пустил лодку плыть по воле обычного ветра, который нес ее тихо и нежно на юго-запад. Далеко вправо ушли и пропали из виду холмы южного Ватхорта, становясь маленькими голубыми облачками и растворяясь в туманной дымке у самого горизонта.

Аррен спал. Море лениво грелось под бесконечными потоками солнечного света жаркого золотого полдня. Ястреб сидел на корме совсем голый, если не считать набедренной повязки да подобия тюрбана, который он соорудил из парусины. Он тихонько пел, похлопывая ладонью по гребной скамье, как по барабану, в легком монотонном ритме. Песня, которую он напевал, не была ни волшебным заклинанием, ни поэмой о деяниях героев или королей, а казалась просто ритмичным мурлыканьем с чепуховыми, первыми пришедшими в голову словами — такую песенку мог напевать мальчишка, пасущий коз, чтобы скоротать длинные, очень длинные часы летнего дня, когда полдень давно уже миновал, а вечер не спешит. Наверно, такие песни он сам певал в далеком-далеком детстве на горных лугах Гонта, оставаясь в одиночестве со своими козами.

Над поверхностью воды взвилась какая-то рыба, прочертив в воздухе длинную переливчатую дугу, похожую на крыло стрекозы.

— Мы уже в Южном Просторе, — сказал Ястреб, когда его песенка закончилась, а Аррен проснулся. — Странная часть света. Здесь летают рыбы и, как уверяют, поют дельфины. Но вода теплая как парное молоко, в самый раз поплавать, и я умею находить общий язык с акулами. Давай-ка искупайся, смой с себя грязь работоргового судна.

У Аррена болели все мышцы, и одна мысль о том, что надо двигаться, вызывала в нем отвращение. Кроме того, он уже давно не плавал, ибо вода в морях вокруг Энлада была суровая и холодная, и ему приходилось скорее сражаться с морем, нежели плавать в нем, поэтому он быстро уставал. Это голубое море при первом погружении показалось холодным, но затем просто восхитительным. Боль и недомогание сразу куда-то пропали. Он начал кружить вокруг бортов «Зоркой», как юный морской змей, поднимая фонтаны брызг. Ястреб присоединился к нему и поплыл сильными, уверенными гребками. Послушно прикрывая их, «Зоркая» ждала пловцов, похожая на белокрылую чайку на сияющей воде. Серебристая рыбка выскочила из воды в воздух, и Аррен пустился за нею вдогонку; она нырнула, снова выскочила, полетела по воздуху и, преследуемая им, шлепнулась в море.

Гибкий, с золотой кожей мальчик играл и нежился в море до тех пор, пока солнце не склонилось к самой поверхности воды. Все это время маг, темный и худощавый, с характерной для его возраста сдержанностью движений и экономией слов, то плыл рядом с ним, то выправлял курс лодки, поднимая или опуская парус, со спокойной нежностью наблюдая за плавающим мальчиком и летающими рыбами.

Позднее, когда начало смеркаться, они съели по большому куску соленого мяса с сухарями, и Аррен почувствовал, что его клонит в сон.

— Куда мы сейчас плывем? — спросил он.