— Ясень! — сказал он.
Никогда до этого не называл он Аррена истинным именем — и Аррен не говорил о нем магу.
— Лебаннен! — сказал маг. — Так оно и есть. И есть ты. Нет для тебя безопасного пути. И нет конца. Слово можно услышать лишь в молчании. Нужна тьма, чтобы увидеть звезды. Танец всегда исполняют над пустотой, над ужасной бездной.
Аррену хотелось вырваться, но маг не отпускал его.
— Я подвел тебя! — крикнул он. — И подведу снова! Я слишком слаб!
— Сил у тебя хватит, — голос Ястреба казался нежным, но в то же время суровым, поднявшим из глубин души Аррена волну стыда и насмешки. — Что ты любишь, то и будешь любить. Ты будешь исполнять обязанности, которые принял на себя. На тебя можно положиться. Не диво, если ты пока еще не знал об этом: за те неполные семнадцать лет, прожитые тобой, мудрено узнать такое. Но сам посуди, Лебаннен, — что значит отказаться от смерти? Отвергая смерть, ты отвергаешь жизнь.
— Но я искал смерти! — сказал Аррен, подняв голову и глядя в глаза Ястребу. — Как Собри...
— Собри искал не смерть. Он хотел избавиться от страха смерти.
— Но существует путь. Путь, который он искал. И не один Собри — и Заяц, и другие. Путь обратно, в жизнь, в жизнь без смерти... И ты... больше, чем все они... ты должен знать про тот путь.
— Мне он неведом.
— Но другие, те волшебники...
— Я знаю лишь одно — они и впрямь думали, что ищут то место. Но знаю я и то, что все они умрут — как умер Собри. И что сам я умру. И что ты умрешь тоже.
По-прежнему он, не отпуская, крепко держал руку Аррена.
— И я ценю это знание. Это великий дар. Этот дар позволяет быть личностью. Индивидуальностью. Ибо мы вольны потерять лишь то, что принадлежит нам, и только нам. Нашу личность, нашу муку и наше величие, нашу человечность, которые не могут быть вечными. Ибо они меняются и уходят, как волны в море. Хотел бы ты, чтобы море застыло в неподвижности и прекратился бы бег волн — ради того, чтобы сохранить одну-единственную волну, чтобы спасти себя? Готов ли ты отказаться и от силы своих рук, и от страсти своего сердца, и жажды знаний, сжигающей твой ум, — ради того, чтобы купить безопасность?
— Безопасность... — повторил Аррен.
— Да, — сказал маг. — Безопасность.
И он отпустил Аррена, разжав свою руку, и отвернулся от него, как бы оставив его наедине с собой, хотя они по-прежнему сидели лицом друг к другу.
— Не знаю, — проговорил наконец Аррен. — Не знаю, что я ищу, куда иду, не знаю даже, кто я такой.
— Я знаю, кто ты, — сказал Ястреб тем же низким, твердым голосом. — Ты — мой вожатый. С твоей невинностью и отвагой, с твоей неискушенностью и верностью, ты — мой вожатый, дитя, которое я послал впереди себя во тьму. И следую за тобой — за твоим страхом. Ты, наверно, думаешь, что я суров с тобой. Но тебе ни за что не понять, до какой степени я с тобой суров и жесток. Я воспользовался твоей любовью, как горящей свечой, и я готов сжечь эту свечу дотла, чтобы осветить ступени, по которым я схожу во мрак. Мы должны идти туда — идти вместе. И пройти дорогу до конца. Мы должны дойти до того места, где иссякают все источники, до места, куда притягивает тебя твой смертный страх.
— Где оно, господин мой?
— Я не знаю.
— Я не смогу довести тебя туда. Но я пойду с тобой.
Маг смотрел на него сумрачно, во взгляде его был тот самый бездонный мрак.
— Но если я снова подведу тебя, — сказал Аррен, — если снова предам...
— Я верю в тебя, сын Морреда.
Потом оба долго сидели молча.
Над ними тихонько покачивался высокий резной идол, темный и грубый на фоне синего южного неба: туловище дельфина, сложенные крылья чайки, человеческое лицо с широко раскрытыми глазами-раковинами.
Ястреб с трудом поднялся, потому что рана его еще далеко не излечилась.
— Я устал все время сидеть и сидеть, — сказал он. — Чего доброго, еще растолстею тут от безделья...
Он начал расхаживать вдоль плота, и Аррен присоединился к нему. Прогуливаясь, они время от времени обменивались словами о том о сем. Аррен рассказал Ястребу, как он проводил время и какими друзьями он обзавелся среди плотового племени. Беспокойство Ястреба явно превышало его телесные силы, и он быстро устал. Он остановился возле девушки, которая плела волокна ниглу на своем простеньком ткацком станке позади Дома Великих, попросил ее отыскать и позвать к нему вождя, а сам вернулся под навес. Вскоре туда явился вождь плотового племени, поздоровался с ними весьма учтиво, и маг ответил ему с такой же учтивостью; потом все трое уселись под навесом на ковре из пятнистой тюленьей шкуры.