Волшебники: антология

Создания улетели в одну сторону, когда поезд в очередной раз дернулся, но хватки не ослабили. Эбботт схватился за ручку, не отпуская ее, бросился вперед и свернул в сторону. Его ноги зацепились одна за другую, и он ударился о стену возле открытой двери.

А внешний мир смотрел на них, смотрел во все глаза.

Свет рванулся внутрь вагона, ярко озарив хаос, в котором так долго существовали эти два создания. И удача повернулась так — хотя Эбботт и не считал удачу хоть каким-то образом причастной к этому, — что мир застиг обоих противников, когда те стояли к двери боком. Лучи облили их тела, пронзили до мышц и костей.

Они повернулись как одно целое, прекратив драться на бесконечно малую долю секунды, На их лицах отразилось странное противоречие чувств и желаний — одновременно ужасное и нежное, заметное даже в абсолютно одинаковых складках безволосых бровей.

Ни секунды не сомневаясь, Эбботт встал на ноги и бросился на них.

Он закричал.

Создания, казалось, нахмурились. От изумления? Страха? Это не имело значения. На какое-то мгновение они ослабили хватку.

Эбботт ударил одно существо справа и скользнул ко второму. Пальто развевалось за плечами, как плащ ангела-мстителя или какого-то создания ночи, супергероя, о которых Пол любил читать в комиксах в те времена, когда все было проще.

Жизнь была проще?

Так давно.

И когда он ударил их, поезд остановился. Затем опять пошел, развернулся… Колеса визжали и шипели, гудок паровоза ревел, наполняя мир шумом.

Противники зашатались, поскользнулись и упали, выпустив друг друга.

Один из них с трудом поднялся на колени. Другой, лежа на боку, выбросил вперед руку, стремясь ухватить врага.

На их лицах не было эмоций.

Они делали это просто потому, что не могли иначе: в борьбе заключалась их сущность. Ни ненависти, ни страха, ни разума.

Поезд завертелся.

Эбботт покатился по полу к дальнему концу вагона.

Дверь со стуком захлопнулась, и все вокруг опять погрузилось в сумрак.

Теперь состав развернулся в другую сторону, набрал скорость, практически остановился на путях — если и существовали для него какие-то пути — и вновь рванулся в совершенно противоположном направлении.

Существ разметало по вагону, одно отбросило к боковой стене, а другое уже поднималось на ноги у двери.

Ноги Эбботта заскользили, и он сел.

Зато оба создания поднялись. Они описывали широкие круги, раскинув руки, согнув колени, готовясь к прыжку…

Эбботт полз вдоль боковой стены к выходу, когда поезд опасно накренился и тело одного из противников врезалось в стену прямо рядом с плечом Пола.

Не заметив его, существо развернулось, попыталось ухватить соперника, но состав дернулся вновь, отправив гиганта в дальний конец вагона. Противник уже поднялся, упираясь коленями и руками в пол, но и он от рывка опрокинулся на спину.

Эбботт полуползком добрался до двери.

Позади него гром стих.

Осталась только тишина намерения.

Буря миновала. Сейчас.

Он повернул ручку, выбрался на крохотную площадку и закрыл за собой дверь. Они ехали по полям.

Море кукурузы волновалось в лучах вечернего солнца.

Небо над головой сверкало чистой синевой.

Эбботт мельком заметил дорожный знак, прежде чем тот улетел на задворки памяти. Пол уже видел его.

Воздух, ударяющий Полу в лицо, отдавал привкусом сахарной ваты.

Эбботт встал на ноги и посмотрел вверх.

И тут в маленькой кабине паровоза старик повернул колесо или нажал на одну из педалей, а может, поезд просто на что-то наткнулся, но Эбботт выпустил поручень из рук.

Он пролетел в воздухе, упал между колес; последний вагон с его вечными противниками пронесся над ним, весь, а Пол все летел…

Огромная, словно плугом вздыбленная волна травы и земли пронеслась позади состава коричневым занавесом с зелеными пятнами. А потом все исчезло, и скорбный вой двигателя затих, подобно отдаленному гулу шторма.

Эбботт ударился о землю боком, громко застонал, перекатился через голову, подскочил и поджал ноги, хрипя, задыхаясь, судорожно хватая ртом воздух. Ноги коснулись кукурузного поля, и он подскочил вновь и полетел вперед. По лицу хлестали желтые стебли, грудь разрывалась от боли; голова ударилась о выступающий камень, и в глаз, прямо в зрачок, словно воткнули длинную иглу.

Но падение замедлялось.

боо Питер Кроутер

Пол катился в сторону. Он вывернул правое плечо и услышал — или, скорее, почувствовал, — как в боку что-то хрустнуло.

А потом остановился.

Все болело. Ничего не болело.

Неподвижность обрушилась на него. Не двигаясь, Эббот внутренне перегруппировался, сконцентрировался, собрал отчет о поломках, как это делали в фантастических фильмах на межгалактическом корабле после метеоритного дождя.

Он медленно оторвал одну руку от земли, согнул пальцы. Вроде все в порядке. Потом другую. Затем правую ногу. Левую.

Он моргнул. Один глаз не очень хорошо видел, но перестал болеть, когда Пол закрыл его.

Пол положил руку на грудь и почувствовал.

Его сердце колотилось так, словно играло на барабанах в рок-группе.

Заставляя себя дышать медленно, Эбботт выпрямился, гримасничая от вспышек боли, прокатившихся по всему телу. Удивительно, но ничего не было сломано.