— Я вижу это, — кивнул я.
— Я — рабыня и полна потребностей, — добавила она.
— И это от меня не укрылось, — усмехнулся я.
— И это Вы сделали это со мной! — заявила рабыня.
— Я? — разыграв удивление, перепросил я.
— Вы, и другие тоже, — сказала она. — Мужчины, рабовладельцы.
— Всё это изначально жило внутри тебя, — заверил её я. — Это родилось вместе с тобой. И я уверен, что Ты сама ощущала это в себе, или, по крайней мере, намеки на это, даже в бытность свою свободной женщиной.
— Значит, я всегда была рабыней, — заключила женщина.
— Да, — согласился я. — Просто тогда Ты ждала своего господина, или даже нескольких.
Моя рабыня на некоторое время затихла.
— К тому же, — задумчиво проговорил я, — даже притом, что всё это находилось в тебе, внутри тебя самой для этого не было предусмотрено своего спускового механизма. Это — очень древня вещь, корни которой уходят, как минимум, к временам пещер и каменных ножей.
— Господин? — не поняла меня женщина.
— Неважно, — отмахнулся я.
— Как господин пожелает, — озадаченно сказала она.
Как далеко мы ушли от пещер и каменных ножей, подумалось мне, и всё же, одновременно с этим, в некотором смысле, как недалеко! Разве не просматривается в стальном клинке, пусть и намного более остром и опасном, его далёкий каменный предок? Разве не напоминают просторные коридоры и комнаты дворца тусклые переходы и тупики карстовой пещеры? А кто это семенит, босоногая и изящная, по мраморным плиткам дворца? Может это, подруга охотника, одетая в шкуры, послушная и готовая в любой момент с любовью прижиматься к ногам своего владельца? Нет, это — соблазнительная, надушенная, наряженная в шёлк, рабыня в стальном ошейнике, принадлежащая по закону, торопится по приказу своего господина.
— Теперь Ты снова можешь двигаться, — разрешил я.
— О да, Господин! — с благодарностью выдохнула рабыня.
Однако вскоре я приказал ей остановиться ещё раз, что она сделала крайне неохотно.
— Могу поспорить, — усмехнулся я, — что Ты не училась двигаться и стонать подобным образом, будучи свободной женщиной.
— Нет, Господин, — подтвердила моя рабыня.
— Говори, — потребовал я.
— Я возбуждена, и ничего не могу поделать с собой, — призналась она. — Это целиком и полностью рефлекторные ненамеренные движения.
— Понимаю, — кивнул я.
— Я прошу прощения у своего господина, — всхлипнула женщина. — Но эти эмоции и ощущения просто невероятны! Из-за них мои движения становятся такими, что я не могу даже помыслить о том, чтобы контролировать их. Это совсем не похоже на то, что это я двигаюсь сама, скорее это похоже на то, что нечто двигает меня. Мне кажется, что чьи-то руки, дёргают меня из стороны в сторону, вперёд и назад. Словно внутри меня живёт кто-то дикий и беспомощный. Словно моё тело безмолвно кричит и двигается так, как ему самому того хочется! Иногда это почти похоже на то, что меня бьют или пинают!
— Это просто рабские рефлексы, — пожал я плечами. — Я же, не делаю ничего особенного.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила рабыня.
— Ты когда-нибудь видела рабский танец? — поинтересовался я.
— Нет, Господин, — ответила она. — Но я слышала об этом.
— Тогда Ты понятия не имеешь, — сказал я, — о его невероятной чувственности и красоте, и о том, как проявляется в нём женщина, какой возбуждающей и желанной она становится, и как мужчины, от одного её вида кричат от потребностей!
— Я только слышала об этом, — вздохнула женщина.
— Признаться, я несколько удивлён, что за всё время своего нахождения в доме Аппания, весьма богатого мужчины, Ты ни разу не видела таких танцовщиц, — заметил я. — Уж он-то мог бы себе позволить заказать их, или даже иметь своих собственных.
— Думаю, Вы правы, Господин, — согласилась она.
— Что, их не было даже на банкетах? — полюбопытствовал я.
— Нет, — ответила рабыня.
— Или на тех малых ужинах, после которых их обычно приковывают цепью к кольцам подле гостей?
— Нет, — покачала она головой.
— Понятно, — протянул я.
Эта информация полностью согласовывалась с кое-какими выводами, к которым я пришёл ранее. И если мои предположения были верны, то это хорошо согласовалось с моими дальнейшими планами.
— А почему Господин спрашивает об этом? — поинтересовалась женщина.
— Любопытство не подобает кейджере, — напомнил я.
— Простите меня, Господин, — сразу пошла на попятный рабыня.
— Мой вопрос был навеян, — сказал я, уводя её любопытство в другую сторону, — беспомощностью твоих рабских реакций.
— Я не понимаю, Господин, — призналась она.
— В рабских танцах есть множество различных движений, — сказал я, — бёдрами, животом, а в действительности и всем телом, которые напоминают, а фактически совершенно ясно являются родственными движениям любви и потребностей.
— И что, Господин? — заинтересовалась женщина.