Встав спиной к окнам, Тонино обозрел указанное место. Он никогда бы не догадался, что там есть лаз. Однако теперь, после слов Анджелики, он кое-что разглядел: замаскированную разводами накрашенного ковра и скрытую неровным светом тоненькую черную черту — прямоугольник, контур размером примерно с обеденный стол. Поднос с едой, надо полагать, прибывал к ним через этот же ход.
— Спой открывающее заклинание, — потребовала Анджелика.
— Я ни одного не знаю, — вынужден был сознаться Тонино.
Анджелика приняла надменный вид, и он сразу понял: она еле сдерживается, чтобы не наговорить ему малоприятных вещей.
— Ну а я не смею, — сказала она. — Ты сам видел, что получилось в прошлый раз. Если я высунусь, они опять нас поймают и накажут — превратят в марионеток. Второй раз я этого не переживу.
А сам он переживет? Тонино не знал. Вспоминая их превращение в Панча и Джуди, он вовсе не был уверен, было ли это наказанием. Скорее всего, в планы герцогини входило заставить их паясничать. Низости ей было не занимать. С другой стороны, он сомневался, что сможет выдержать еще одно Анджеликино бездарное заклинание.
— Тут люк, — сказал он. — Крышка, должно быть, держится на каком-нибудь крючке. Давай саданем по нему подсвечниками.
— А если на нем заклятие? — заколебалась Анджелика. — Ох, ну ладно. Давай попробуем.
Они взяли каждый по подсвечнику и, встав у окон на колени, принялись бить изо всех сил по едва заметной черте. Картон оказался крепким и губчатым. Вскоре подсвечники стали похожи на плакучие ивы, только металлические. И все же небольшую дырку посередине одного конца скрытой двери пробить удалось. Тонино показалось, что он различает мерцание металла. Он высоко занес подсвечник, чтобы нанести мощный удар.
— Стой! — свистящим шепотом остановила его Анджелика.
Где-то невдалеке послышались размашистые шаркающие шаги. Тонино осторожно опустил подсвечник и затаил дыхание. Далекий голос ворчливо произнес: «Мыши, значит… ничего тут нет…» Внезапно стало гораздо темнее. Кто-то выключил свет, оставив лишь голубоватое мерцание маленькой люстры. Шарканье удалялось. Хлопнула дверь, и наступила тишина.
Анджелика положила подсвечник и попробовала прорвать картон руками. Тонино встал, отошел в сторону. Пустое дело. Кто-то их все равно подслушивает, что бы они ни предпринимали. Во дворце полно лакеев и солдат. Возможно, лучше прекратить все попытки и подождать, пока герцогиня не выложится до конца. Сейчас, когда он встал во весь рост, картонная комната показалась ему чрезвычайно маленькой. Наполовину ее заполняли марионетки. В ней и пошевелиться было негде. Тонино хотелось броситься на стену и завыть. Он двинулся вперед и тут же задел стол. И так как теперь он был намного больше и тяжелее, стол закачался и заскрипел.
— Есть! — вскричал он. — Ангел! Дорисуй Ангела!
Анджелика повернулась к нему, демонстрируя шишку на лбу:
— Я не в том настроении, чтобы заниматься художеством.
— Да не художеством — заклинанием, — объяснил Тонино. — А потом мы поставим стол над собой, пока будем таранить дыру.
Анджелике не надо было говорить, что Ангел — самое могучее заклинание в Капроне. Отбросив подсвечник в сторону, она вскочила с пола.
— Да, это, пожалуй, подействует, — согласилась она. — Знаешь, для Монтана у тебя очень неплохие идеи.
Головой она снова коснулась люстры. По комнате запрыгали, заплясали тени, мешая им найти кран, которым Анджелика наносила Ангела. Тогда Тонино просунул голову и руку в крошечную умывальню и выломал второй бесполезный кран.
Но даже когда тени прекратили свою пляску, изображение выцарапанного на столе Ангела было едва видно. И выглядело оно неясным и маленьким.
— Ему нужен его свиток, — сказала Анджелика. — И еще я добавлю нимб в знак того, что он святой.
Анджелика стала теперь настолько крупнее и сильнее, что с трудом удерживала в руке крохотный кран. Когда она закончила Ангела, нимб вышел чересчур большим, а свиток вообще не удался. Стол качался туда-сюда, кран резал слишком глубоко или скользил, и Ангел грозил превратиться в нечто несообразное.
— Кропотливая работа! — вздыхала Анджелика. — Ну как? Пойдет?
— Нет, не пойдет, — отрезал Тонино. — Свиток надо развернуть побольше. У нашего Ангела видно несколько слов.
Тонино был совершенно прав, и поэтому Анджелика вышла из себя:
— Да? Вот и рисуй сам, если ты такой умный, ты, Монтаново отродье!
Она протянула кран Тонино, и он, дико рассердившись, выхватил его у нее.
— Вот! — крикнул он, отскребая длинный завиток лака. — Вот недостающий кусок. А слова должны быть сбоку. «Carmen pa, Venit ang, Cap»[4]
и еще много, но на них не хватит места.— Наш Ангел, — заявила Анджелика, — говорит: «cis saeculare», «elus cantare» и, ближе к концу, «virtus data».[5]
Тонино вовсю скреб по столешнице и не слушал. И без того было достаточно трудно вывести буквы таким орудием, как водопроводный кран.
— Получилось! — вскричала Анджелика. — Знаешь, меня часто удивляло, почему мы поем не эти слова…
Тут им обоим пришла в голову одна и та же мысль. И они, стоя нос к носу над изрезанной столешницей, уставились друг на друга.