Еще мгновение назад он видел очертания предметов, отразившиеся на внутренней поверхности век, и едва заметную пляску теней, порожденных пламенем единственной свечи. Теперь вокруг было бесцветное ничто. Звон в ушах растворил в себе шепот ветра и шелест колышущихся занавесей, но спустя миг затих и он. Последними ушли запахи — предрассветной свежести, нагретого воска, сирени и яблок. Все поглотила бесконечность мрака. Тот, кто сказал, будто тьма есть лишь отсутствие света, явно никогда не бывал в этом месте. Здесь, в
Больше не было ничего, но окружающий мрак казался почти материальным.
Тяжесть, давившая на него, была столь явственной, что хотелось вскинуть несуществующие руки, зачерпнуть бархатистую пустоту фантомными ладонями и отбросить ее в сторону — сродни тому, как заживо погребенный царапает, загребает горстями еще рыхлую землю в тщетной попытке прорыть себе путь на поверхность, к жизни и свету.
Здесь, как и под землей, не существовало воздуха, а дыхание было не более чем иллюзией.
Он ненавидел это место. Тому имелось несколько причин, но первой и главной являлось то, что покинуть
В этот раз ждать пришлось долго. Слишком долго; так, что это уже смахивало на оскорбление. Они хотят заставить его мучиться неизвестностью? Гадать, зачем его сюда позвали? Лихорадочно соображать, в чем он провинился, а заодно и присочинить десяток ложных причин? Вероятно, тактика эта сработала бы в абсолютном большинстве случаев, но не теперь. Не на того напали. Он твердо знал за собой только одно-единственное деяние, которое можно было вменить ему в вину. Другой вопрос — как они прознали? И что собираются предпринять?
Но времени на размышления уже не оставалось.
Он больше не был один.
Искры вспыхивали одна за другой, выстраиваясь в разомкнутую окружность. Одиннадцать членов Высшего Совета магов. В отличие от него, они всегда имели здесь устойчивую форму. Никак не соотносящуюся с действительностью, разумеется. Ни имен, ни внешности одиннадцати избранных и главы Совета не знал никто. Приходя в
Замыкая круг, вспыхнула двенадцатая искра, принявшая форму волка. Глава Совета всегда приходил и уходил последним. Вот теперь начинается.
— Кеннет из Аридана. — Волк заговорил, странно и смешно открывая пасть. Эта мимика, впрочем, была таким же обманом, как и все остальное. На самом деле глава не издавал ни единого звука. И слова его Кеннет не слышал, а ощущал — каждой частицей сознания.
— Знаешь ли ты, зачем был призван сюда?
— Не имею понятия. — Мыслям довольно затруднительно придать какую-либо интонацию, но он постарался, чтобы эта ложь прозвучала как можно более резко. Пусть думают, что попытка выбить его из равновесия удалась.
— До Совета дошла информация о том, что ты нарушаешь Кодекс. — Упрек. Обвинение.
— В самом деле? — Ирония, смешанная с тщательно рассчитанной нервозностью.
Конечно, нарушает. Как и все прочие. Если бы Кеннету показали хоть одного мага, который этот Кодекс ни разу не нарушил, он бы сильно удивился. Но таковых, несомненно, не отыщется.
— Что ты можешь сказать в свое оправдание? — Равнодушие. И — толика любопытства. Не столь уж бесстрастен глава, как хочет казаться. И ничто человеческое ему не чуждо.
— Ничего. Поскольку я даже не знаю, в чем меня обвиняют. — Чуть больше напряжения.
— К чему лгать? Но если ты хочешь непременно услышать это… Кодекс запрещает брать учеников без ведома Совета. Ты презрел этот запрет. Ты нашел ребенка, который потенциально сильнее любого из нас, и решил обучать его самостоятельно, втайне. Это измена.
О нет, всего лишь ущемление интересов Совета. Который, как обычно, думает только о собственной выгоде. Никто из присутствующих не может похвастаться кристальной чистотой помыслов, этот ребенок слишком большое искушение. И все-таки откуда им стало известно про мальчика? Кеннет полагал, что принял все возможные меры предосторожности. Из тех, кого он вынужденно посвятил в подробности своего плана, никто не мог его выдать. Никто. Он был уверен.
— Ты признаешь свою вину?
Да чтоб тебе пусто было.
Нет, так нельзя. Он не может позволить себе потерять самообладание.
— Признаю. — А вот с этого момента — никаких эмоций. Игры кончились. Отрицать очевидное бессмысленно, да и опасно. Но пусть теперь попробуют прочесть его ауру. Будут неприятно удивлены.