Волшебница Колдовского мира (часть 3)

Снег, лежавший на большой площади, уже исчез. Несколько раз мы вспугивали весёлых ящериц и других мелких животных. Одни замирали, глядя на нас круглыми настороженными глазами, другие поспешно исчезали.

Я с некоторой опаской шагала по лабиринту улочек и дорог, потому что плохо помнила, как мы шли через крепость. После того, как мы дважды оказались перед глухой стеной, я высказала свои опасения вслух.

— Нет дороги? — спросил отец. — Но сюда же ты прошла без затруднений, так?

— Да, но тогда меня притягивала Сила. — Я не помнила, как мы с Айлией шли. Казалось, дорога была очень лёгкой и простой от тех внешних ворот, где резные стражи подавали голос во время ветра, и я совершенно не помнила этих запутанных переходов и переулков.

— А что если это защита крепости? — спросила я вслух.

Мы остановились перед последней стеной, где проход, выглядевший так обещающе, оказался вдруг наглухо закрытым. Вокруг нас стояли дома с голубыми камнями над дверями и зиявшими окнами, и что-то вокруг них холодило сердце, как зимний ветер холодит тело.

— Наваждение? — Отец удивился.

Мать закрыла глаза. Я знала, что она осторожно пользуется мысленным поиском. Я рискнула последовать её примеру, всё время опасаясь коснуться нити, связывающей нас с Хилэриэнм.

И мой разум узнал, что глаза действительно обманывают меня. Симон Трегарт был прав: на это место была наложена колдовская иллюзия, и стены вставали там, где их не было, открытые места на самом деле были заняты. Закрыв глаза, мы как бы увидели другой город, поставленный на тот, который был раньше. Причины этой иллюзии я не могла понять, потому что это были не новые чары, поставленные Хилэриэном, чтобы сбить нас с толку. Это колдовство было очень старым, обтрёпанным и износившимся почти до основы.

— Я вижу! — резко сказал отец. Он тоже переключился на другое зрение. — Так… Мы идём сюда.

Сильная рука схватила мою руку, в то время как я и мать держали под руки Айлию; связанные таким образом, мы стали разрушать чары города, потом мы закрыли глаза дневному свету и подчинились нашему внутреннему зрению.

Мы вышли на улицу, спускавшуюся к толстой внешней стене, и я узнала её. По ней мы шли, когда спасались от пиратов. Я дважды открывала глаза, чтобы проверить, действуют ли ещё чары наваждения, и каждый раз видела тупиковую улицу или стену дома или часть стены, так что спешила зажмуриться и продолжать наш путь.

Человек, не имеющий подобного дара, не смог бы победить этого колдовства. Мы в этом убедились, когда дошли наконец до ворот. На расстоянии вытянутой руки от входа на земле лежал воин, раскинув руки, будто хотел дотянуться до свободы, которой так и не увидели глаза. Это был рослый мужчина в кольчуге. Его грубые волосы были заплетены в косы. Богатый шлем валялся в стороне. Лица человека не было видно, и я была рада этому.

— Салкар! — Отец наклонился над телом, но не касался его.

— Не думаю. Во всяком случае, не из того племени, которое мы знаем, — возразила Джелит. — Наверное, это из твоих пиратов, Каттея.

В этом я не могла бы поклясться, поскольку видела их только мельком в ту ночь, когда они напали на вапсалов, но подумала, что мать права.

— Он умер уже довольно давно. — Отец снова выпрямился. — Может, он погнался за тобой, Каттея, и для него ловушка сработала.

Но нам удалось избежать её. Мы прошли сквозь стену между бронзовыми зверями и здесь обнаружили признаки того, что люди действительно боялись этих мест; перед воротами лежала каменная плита, принесённая, наверное, из разорённого посёлка, и на ней лежала куча разных вещей. Сначала они, наверное, были разложены как следует, но потом птицы и звери сбили это всё в кучу. Там была меховая одежда, теперь засыпанная песком и расклёванная птицами, металлические блюда, на которых когда-то лежала пища, меч и топор, при виде которых отец с изумлением вскрикнул. Вообще-то он был посредственным меченосцем, потому что в его родном мире мечи не употреблялись. Тем не менее, для воина всякое оружие благо, когда ничего другого нет.

— Оружие мёртвого, — сказал он. — Говорят, если взять оружие убитого воина, значит взять и его боевые навыки.

Я вспомнила, что Кимок, придя за мной в Чёрную Башню Динзиля, нашёл меч в тайнике давно исчезнувшей расы и взял его для нашей защиты. Я думаю, поскольку уж рука мужчины инстинктивно хватается за сталь, пусть это оружие будет служить добру, а не злу.

Мать тоже взяла что-то с этого жертвенного стола и, держа это обеими руками, вглядывалась почти со страхом.

— Эти пираты прячут свою добычу в странных местах, — сказала она. — Я слышала о такой вещи, но никогда не видела. Видимо, они сочли её недостаточно ценной, раз предложили живущим здесь, по их мнению, демонам.

Это была каменная чаша, сделанная в виде двух сложенных ладоней, но руки были не вполне человеческими; пальцы очень длинные и тонкие, узкие остроконечные ногти прикрыты блестящим металлом. Чаша была красно-коричневая, гладкая и хорошо отполированная.

— Что это? — с любопытством спросила я.