Волшебница на грани

Сердце пропустило удар — и застучало так, словно хотело убежать. Я так не волновалась даже тогда, когда возвращалась в Аланберг через зеркало в своем коридоре. Какое-то время я не видела ничего и никого, кроме Генриха, и в очередной раз подумала, что могла бы смотреть на него неотрывно.

И я видела, что он думает так же.

Мы взялись за руки, и помощники священника переплели наши запястья алой лентой. В огромном храме воцарилась тишина, и я услышала, как снаружи волнуется огромное море — люди ждали, когда король и королева выйдут из храма и поприветствуют своих подданных.

— Волнуешься? — негромко спросил Генрих.

— Не так, как в Фаринте, — улыбнулась я. — Но волнуюсь.

— Возлюбленные дети мои! — услышала я голос священника и сжала руку Генриха так крепко, словно боялась, что он может исчезнуть в любую минуту.

Я не обольщалась. Наша жизнь будет не только интересной, но и опасной. Амиль никогда не простит того, что я вернулась. Он не станет действовать в открытую против короля и королевы Аланберга, но он обязательно придумает что-нибудь, чтобы отомстить. И машина, которая теперь под контролем марвинцев и хелевинского императора, продолжит свою работу — и кто знает, чем это обернется в один далеко не самый прекрасный день.

Но я знала, что мы сможем справиться. Если будем вот так держаться за руки и идти одной дорогой — мы обязательно справимся.

— …мужем и женой! — голос священника долетел до меня из невообразимого далека. — Любите друг друга и будьте счастливы!

Алая лента соскользнула с наших запястий, но я до сих пор чувствовала ее прохладное прикосновение. Генрих поцеловал меня, а потом вдруг улыбнулся и сказал:

— Слышишь? Птицы поют!

И я услышала легкую трель — ту самую, которая когда-то летела к нам из сада доктора Кравена. Птицы пели, и в моей душе натянулись струны, которые откликались на эту песню.

Наши неразлучники и в самом деле прилетели к нам с Генрихом, чтобы мы не расставались.

Конец