Волшебница страны коз, или Рассмешить Бога

– А вы не знали? Ну да, в агентстве про это никому не говорят… а вы через то же агентство нас нашли, через «Простор»?

– Ну да, ну да… – пробормотала Надежда. – А давно ее убили?

– Да нет, неделю назад всего… Эля как раз на гастроли уезжала… позвонила ей утром, а там и говорят, что с Таней несчастье такое! Эля так расстроилась, хотела даже поездку отменить, но там уже все подготовлено, билеты, афиши, никак нельзя было не ехать… и так страшно убили, – Наталья понизила голос. – Как представлю – мороз по коже!

– А как ее убили? – Надежда инстинктивно тоже заговорила вполголоса.

– Задушили полиэтиленовым мешком! – прошептала Наталья, зябко поежившись. – В собственном подъезде!

– Боже мой! – Волнение в голосе Надежды Николаевны было неподдельным. – Какой ужас! Это что же теперь – женщине одной и до дома не дойти?

– И не говорите! – подхватила Наталья, жестом приглашая Надежду взять еще печенья, чтобы снять стресс. – И не напоминайте! Я, главное, сейчас одна, так в подъезд входить страшно, хоть кричи, чтобы соседи вышли!

– Но недолго уж осталось, дочка вернется, – полувопросительно сказала Надежда.

– Ах, конечно! Но гастроли пятнадцать дней, так что вернется Эля только двадцать восьмого, я уж скучаю… И дела с продажей квартиры застопорились, потому что Тани-то теперь нету… – Наталья глядела печально.

– Да и правда, – спохватилась Надежда, – кто же ее заменит? Клиенты-то страдать не должны…

– Конечно! Но никто не хочет чужих клиентов брать. Знаете, как риелторы рассуждают – лучше сделку вести от самого начала и до конца, а так можно на большие деньги влететь – мало ли на каких условиях с ними Татьяна договаривалась, ее уж нет, а люди ведь разные, могут и соврать для собственной пользы… Так что охотников нету в чужих делах разбираться, и дали нам вместо Тани молодого мальчишку, новенького, Димой зовут. Вот Эля приедет, пойдем с ней к начальству этого «Простора», все-таки у нас договор…

В метро Надежда плюхнулась на диванчик и тут же достала из сумки разрисованный вчера листок бумаги.

«Хватит метаться и бросаться в разные стороны наобум, – сказала она себе, – нужно рассуждать здраво».

Интенсивно мыслить ей всегда помогали листок бумаги и ручка. Хорошо бы еще, конечно, выпить чашку крепкого чая, но с этим придется подождать.

«Что мне удалось выяснить?» – думала Надежда, уставившись на рекламу мясокомбината. Колбаса на ней выглядела не слишком аппетитно, а сардельки и вовсе непристойно.

Итак, Эля Маленко вернется двадцать восьмого февраля (Надежда оторвалась от созерцания колбасы и написала на листке дату). Гастроли продолжаются пятнадцать дней, стало быть, отнимаем от двадцати восьми пятнадцать… получается тринадцать. Тринадцатого февраля Эля уехала. А Татьяну убили накануне вечером, это сообщила мать Эли.

Надежда перевернула листок и написала дату – двенадцатое февраля, а потом имя – Татьяна Ермакова. Она хотела написать полностью – «убийство Татьяны Ермаковой», но заметила, что рядом сидящий мужчина от скуки скашивает глаза на ее записи.

Старуха звонила Надежде пятнадцатого февраля, она точно помнит, потому что именно в тот день муж притащил ненавистное швейцарское лекарство и отметил на календаре дату, чтобы знать первый день приема. Убили старуху шестнадцатого, Надежда узнала это позже, но теперь уверена, что, когда звонила Варваре Степановне на следующий день, та была уже мертва, оттого и не подошла к телефону.

Надежда написала следующую дату и рядом имя – Варвара Степановна.

Лену Серебровскую убили семнадцатого – это в любой газете можно проверить. Дальше Надежда сунулась в поликлинику, потом к Маше Чонишвили, потом были выходные, и вот сегодня уже двадцать второе февраля, а она ничего не выяснила.

Снова Надежда уставилась на колбасу, покусывая карандаш. Вот у нее в столбик написаны три фамилии, а дальше пока пустота. Что-то у убийцы дело застопорилось, судьба девушек хранит – одна в роддом раньше времени попала, другая на гастроли вовремя укатила.

«Стоп!» От неожиданной мысли Надежда даже подпрыгнула на месте, так что сосед покосился удивленно. А с чего это она решила, что больше не было никаких убийств? А неизвестная Настя Рубинина? Вдруг ее уже тоже… мешком… Ведь это Серебровская такая известная личность, что про ее смерть до сих пор на телевидении забыть не могут. А если обычную женщину убьют, то никто, кроме родных и знакомых, не узнает… Но как найти эту Настю? Конечно, это не такая распространенная фамилия, как Иванова, но Рубининых тоже может быть несколько, Надежда не может бегать по городу и спрашивать, не знает ли очередная Настя таких женщин – список фамилий прилагается.

– Что делать? – горестно вздохнула Надежда.

– Что, колбасы очень хочется? – не выдержал сосед.

– Вы это о чем? – Надежда опомнилась и поглядела на мужчину как можно строже – она не любила, когда пристают в общественном транспорте с пустыми разговорами.

– О колбасе и сардельках, – любезно пояснил сосед, – вы так алчно на них смотрите…

– Что на них смотреть, – фыркнула Надежда, – зрелище неаппетитное.