Евто вытащил из кармана кисет с табаком, набил трубку, сунул её в рот и взял в руки огниво, кремень и трут. Потом приложил трут к кремню и ударил по кремню огнивом. Брызнули искры, и трут задымился. Евто поднёс тлеющий трут к трубке, несколько раз глубоко затянулся и, наконец, раскурил её. Затем, помолчав, стал рассказывать:
— Когда-то, в давние времена, жил на свете один македонский царь. В Охриде у самого Синего озера были у него прекрасные дворцы. Царь очень любил охотиться. И вот как-то раз приехал он в Караорман поохотиться на диких кабанов. Здесь, вот у этой скалы, присел он на минутку, перекусил, попил из родничка прозрачной студёной воды и принялся расхваливать удивительную красоту Караормана. В память об этой охоте приказал он своим людям выбить на скале письмо. Вот потому-то и стали называть ее крестьяне Вещун-скалой… Время шло. Царь давным-давно умер, письмена на скале стёрлись, а само название сохранилось до наших дней. Вот такие-то дела…
Отдохнув, Трайче и Евто встали с камня и пошли вверх. По дороге Евто спросил вдруг у Трайче:
— А ты знаешь, зачем мы сюда идём?
— Конечно, знаю. Валить деревья.
— В этом ты, разумеется, прав, — продолжал Евто. — Но это ещё не всё.
— Не всё? Расскажи! — попросил Трайче.
— Хм… Сегодня утром повстречал меня командир бригады и приказал нам с тобой прийти на склон, что находится над Вещун-скалой.
— Зачем я ему понадобился?
— Он сам тебе скажет зачем, — прищурился Евто.
Потом затянулся трубкой, откашлялся и наконец сообщил Трайче необыкновенную новость:
— Утром собрались мы, крестьяне, все вместе и порешили сообща отстроить тебе дом.
Услыхав об этом, Трайче до того растерялся, что не смог вымолвить и слова…
Вскоре они подошли к скале. Из-за могучих буков на них смотрели стволы двух винтовок.
— Стой!
Трайче и Евто тут же остановились.
— Кто идёт?
— Крестьяне из Мацково. Мы к вашему командиру по вызову, — ответил Евто.
— Пароль!
— Кр
— Карабин! — отозвался часовой и повёл их на базу.
Они миновали Вещун-скалу и вышли на зелёный склон, где прямо на траве, под высокими буками отдыхали партизаны. Один из них, лежавший в тени густого дерева, встал, одёрнул китель, ладно сидевший на его стройной фигуре, и направился к ним. Это был Планинский. Вслед за командиром к гостям потянулись со всех сторон и другие партизаны.
Оглядев их, Планинский скомандовал:
— Бригада, по батальонам и поротно стройся!
Не прошло и минуты, как вся бригада выстроилась. Трайче удивился: впервые он увидел, что партизан так много. Среди них стояли и его земляки: дядя Ангеле, например, или те, что избежали с помощью партизан немецких лагерей. Во главе одной из рот стоял Федерико. Он весело подмигнул Трайче и улыбнулся.
Планинский, растягивая слова, подал новую команду:
— Бри-га-да, смир-но!
— Первый батальон, смир-но! Второй батальон, смир-но!.. Третий батальон… — пронеслось по бригаде, и все бойцы замерли в строю.
Тогда комиссар бригады вышел вперёд и произнёс чётко и внятно:
— Бригада, слушай приказ!
Переведя дыхание, он стал читать:
ПРИКАЗ
Вчера в бою с фашистскими захватчиками у деревни Мацково наш связной Трайче Таневский проявил подлинный героизм. Во время боя он под градом пуль подносил к нашим боевым порядкам ящики с боеприпасами. За проявленную беспримерную храбрость связному Трайче Таневскому объявляю благодарность и рекомендую всем бойцам и командирам брать с него пример, как с истинного патриота, отдающего все свои силы для освобождения нашей родины.
Смерть фашизму! Свободу народу!
Комиссар подошёл к Трайче, крепко пожал ему руку и поздравил его. Так же поступил и командир, а потом скомандовал:
— Бригада, воль-но! Разойдись!..
Партизаны подбежали к Трайче и стали его качать, а неугомонный Федерико крикнул:
— Эй, ребята, давайте станцуем оро в честь Трайче!
Весело рассмеявшись, партизаны тут же взялись за плечи.
Оро повела медсестра Стевка. Вместе с ней в полукруге танцоров оказались ещё несколько партизанок, недавно вступивших в бригаду.
— Пусть ведёт оро Трайче! — выкрикнул Горян.
— Трайче, иди вперёд! — подбодрил мальчика Огнен.
К Трайче подскочила Стевка, схватила за руку и подтолкнула вперёд. Он смутился, покраснел, но упираться не стал.
По склону разлилась задорная песня: