Волшебное слово

Майское солнце заливало Ленькину избу. Оно пробивалось во все щели, золотым ручейком струилось по крашеному полу, зайчиком пробегало по светлым волосам двойняшек и гладило горькие морщины матери. Вестей от отца не было. Последнее Ленькино письмо, посланное в госпиталь, пришло обратно с короткой надписью: «Выбыл». Ленька не показал его матери. Вместе с Татьяной Андреевной они написали запрос в полк.

Время шло. Немногое изменилось в Ленькиной жизни, но изменилось главное: ученье наладилось, в семье наступил мир и жизнь пошла ровнее. Только об отце вспоминать было больно, о нем старались говорить меньше.

Был первый день праздника. Накануне Пелагее прислали из колхоза подарки для ребят. Двойняшки в одинаковых платьицах, как два розовых цветка, сидели на подоконнике, высовывая на улицу свои пушистые головки. Нюрка, поскрипывая новыми башмачками, бегала по избе; Николка, засучив рукава ковбойки, тер мылом красные уши. Ленька, с удовольствием поглядывая на принаряженных ребят, вместе с матерью рылся в сундуке: к его новым брюкам в полосочку не подходила старая, изношенная за зиму рубаха. Егорка, нарядный и радостный, вбежал в избу. На нем была зеленая гимнастерка, из кармана торчал карандаш, жесткий воротник провел под Егоркиным подбородком красную черту.

– В Веселовке кино нынче! Собирайся! Ребята ждут!

Ленька посмотрел на заштопанные рукава своей рубашки и замялся. Мать молча вынула из сундука отцовскую куртку и подала ее сыну. Ленька испугался, замотал головой. Ему вдруг показалось, что если он наденет отцовскую куртку, то это будет значить, что отца нет, он не вернется и Ленька уже никогда не увидит этой куртки на отцовских плечах... И, отстраняя ее обеими руками, он повторял:

– Убери... убери! Пусть отцу будет!

– Что же хуже людей-то быть, – мягко сказала мать.

– Надевай! Надевай! – закричал Егорка.

Товарищи Егорки с шумом ввалились в избу:

– Пошли, что ли!

Ленька надел куртку. Рукава были длинны, плечи широки.

– Не по мне она...

– Рукава-то и подвернуть можно. Потом ушью, – сказала мать и, порывшись в сундуке, вынула оттуда старый кошелек. Ее сухие пальцы долго перебирали что-то в кошельке, пока нащупали новенькую пятерку. – Возьми, сынок... Может, кваску там или пряничек себе купишь.

Ленька взял пятерку и, опустив глаза, вышел из избы.

По дороге в Веселовку ребята разговаривали о военных событиях, рассказывали деревенские новости. Егорка всегда ободряюще действовал на Леньку, но сейчас он рассеянно слушал его. У леса они встретились со стариком Пахомычем, давним приятелем Ленькиного отца. Старик работал на пристани.

Он подошел к Леньке.

– Да-а, вырос... Вырос, парнишка, ты... Вот она и куртка отцова на тебе. – Он провел рукой по бархатному рукаву и покачал головой. – Вместе покупали. Да вот... не судьба...

Ленька съежился и, не зная, что сказать, молча переминался с ноги на ногу. Пахомыч вдруг спохватился:

– Да! Бишь, об чем это я? Как мать-то? Ребятишки, а? Небось туго живете, а?

– Ничего, – протянул Ленька, – помаленьку, – и посмотрел вслед товарищам, которые ушли вперед.

– «Помаленьку, помаленьку»! – с живостью подхватил Пахомыч. – Что надо – ко мне приходи! Работенка всегда найдется!

– Учусь я...

– А ты по выходным... По выходным приходи! Сейчас сезон открывается. Первого парохода ждем. Большая погрузка будет. – Он потрепал Леньку по плечу. – Я тебя живо-два пристрою! Придешь?

– Приду! – обрадовался Ленька.

И, попрощавшись с Пахомычем, побежал догонять товарищей. Ребята ушли уже далеко. В лесу Ленька замедлил шаг и, размечтавшись, тихо брел, не замечая дороги.

«Каждый выходной работать буду! Мешки укладывать или таскать что... Всякая работа по мне», – радовался он.

Из-за леса гулко и призывно донесся Егоркин голос:

– Э-эй! Ленька! Опоздаем!

«Ничего, поспею!» Он вспомнил старый пустой кошелек матери и полез в карман за пятеркой: «Эту тоже не потрачу... К своим приложу тогда... Чтоб ей больше было...»

Он представил себе, как выложит матери заработанные деньги, увидел ее удивленное лицо и громко засмеялся, но тут же притих. Этот смех словно резнул его по сердцу, и он тоскливо прошептал:

– Папаня!..

* * *

После праздника рано утром Ленька прибежал к Татьяне Андреевне. В школу они шли вместе, и дорогой Ленька, захлебываясь, рассказывал ей о том, что Пахомыч обещал ему работу на пристани.

– Подожди! Подожди! Что это за Пахомыч такой? – озабоченно спрашивала Татьяна Андреевна.

– Да Пахомыч! Старик вообще...

– Да откуда ты его знаешь, я тебя спрашиваю?

Узнав, что Пахомыч приятель Ленькиного отца, Татьяна Андреевна не стала возражать.

Вечером Ленька подсел к матери:

– Я вот что... К Пахомычу пойду. Работать у него по выходным буду. Может, и на все лето возьмет он меня.

Мать заплакала. Ленька обнял ее за шею и сказал с суровой лаской:

– Ну-ну, не реви... Я совсем тут близко буду.

В первое же воскресенье он отправился на пристань и нарочно прошел мимо раскрытых окон Татьяны Андреевны. Он чувствовал себя взрослым, рабочим человеком; на плечи была накинута отцовская куртка. Его провожал до околицы Николка.