Она слышала, как он сказал однажды ее матери, что такие комплименты являются большой наглостью и он не потерпит их.
Хотя Гермия знала, что совершает поступок, достойный порицания, она все же задержалась тогда за дверью, чтобы услышать ответ матери.
— Гермия уже взрослая девушка, дорогой мой, — сказала матушка, — и поскольку она очень хорошенькая, даже прелестная, ты должен привыкнуть к тому, что она привлекает внимание, хотя, к сожалению, здесь не очень то много достойных ее женихов.
— Я не допущу, чтобы кто-либо заигрывал с ней, кем бы он ни был, — резко ответил достопочтенный Стэнтон Брук.
— Никто и не стремится к этому, — мягко сказала миссис Брук, успокаивая мужа, — но было бы неплохо, если бы твой брат и его жена были бы чуть добрее и приглашали бы ее на вечера, которые они устраивают в усадьбе. Ведь она одного возраста с Мэрилин.
Гермия, слушавшая за дверью, печально вздохнула и ушла к себе.
Она знала, что се матушка обижается на то, что граф Милбрукский, брат ее отца, и его жена стали игнорировать свою племянницу с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать лет, и никогда не приглашали ее на вечеринки в их усадьбе, проводившиеся для их дочери Мэрилин, кузины Гермии.
Гермия лучше матушки понимала причины этого.
Мэрилин завидовала ей.
В последний год, когда они вместе готовили уроки — так повелось с малых лет, — она стала проявлять все большую ревность к привлекательности Гермии, не упуская случая чем-нибудь унизить ее или высказать ей пренебрежение.
Не находя возможности ругать ее лицо, она сосредоточивалась на ее одежде.
— Это платье, которое ты носишь, превращается в какие-то лохмотья! — могла сказать она, когда Гермия приходила в их усадьбу рано утром. — Я не могу понять, почему ты делаешь из себя какое-то пугало!
— Все очень просто, — отвечала Гермия. — Твой отец очень богат, а мой — очень беден!
В этом ответе не чувствовалось обиды. Гермия смеялась, не придавая значения своему положению, но Мэрилин хмурилась и пыталась найти что-либо, чем она могла бы задеть свою кузину.
Иногда Гермии все же казалось несправедливой разница в их положении, несмотря на то что матушка объяснила ей, что, согласно традиции, старший сын в семье наследует все состояние, а младшие сыновья не получают практически ничего.
— Но почему, мама?
— Сейчас я объясню тебе, — спокойно отвечала мать. — Большие поместья — такие, каким владеет дядя Джон — должны переходить целиком от отца к сыну. Если бы земли и состояние делили среди других членов семьи, тогда очень скоро в Англии не осталось бы больших землевладельцев, место которых заняли бы мелкие фермеры.
Она остановилась, чтобы убедиться, что дочь слушает ее, и продолжила:
— Вот почему во всех великих аристократических фамилиях старший сын наследует все, включая титул, которым обладал отец. Второй по старшинству сын обычно поступает на службу в армию или во флот. А третий сын становится священником, поскольку в больших поместьях всегда бывают приходы, а отец, глава семейства, является покровителем прихожан.
— Вот почему папа стал священником!
Ее матушка улыбнулась.
— Совершенно верно! Я думаю, что если бы у него был выбор, он стал бы военным. Однако, как ты знаешь, он всего лишь бедный викарий, но очень, очень хороший.
Это было правдой. Гермия знала это, потому что ее отец, при всем его простодушно-веселом нраве, обладал способностью к состраданию и сочувствию к людям и истинной любовью к ближним.
Он стремился помочь каждому, кто приходил к нему со своими проблемами, и любил делать это.
Он мог слушать часами — чего, она знала, ее дядя никогда не стал бы делать — сетования какой-либо бедной старой женщины на ее здоровье или жалобы фермера на трудности с его урожаем.
Если к нему приходил молодой человек со своими бедами, не зная, как выпутаться из них, ее отец помогал ему советом, а часто и деньгами.
— Я никогда не осознавал, пока не получил Святое Рукоположение, — сказал он однажды, — сколько драм развертывается даже в самой маленькой деревне. Если бы я был писателем, я смог бы написать целую книгу, полную историй, которые я выслушиваю каждый день, и иногда я даже думаю, что когда-нибудь займусь этим.
— Очень хорошая мысль, дорогой мой, — ответила его жена, — но поскольку ты пока все свое свободное время проводишь в седле, я думаю, что тебе придется подождать, пока ты не станешь слишком стар, чтобы забраться на лошадь, вот тогда, может быть, ты и возьмешься за перо!
Ее отец — наряду с удовольствием побыть дома со своей семьей — очень любил поездки на лошадях брата и верховую охоту зимой.
Граф был более щедр, чем его жена, и именно графиня противилась тому, чтобы Гермия пользовалась их лошадьми, которых было множество в конюшнях усадьбы и которые страдали от недостатка движения. Все это началось с того времени, когда прекратились совместные уроки Гермии с кузиной.
Ее тетка была женщиной простого происхождения и поэтому без церемоний проявляла свою неприязнь к племяннице мужа в своем стремлении защитить свою дочь от нежелательной соперницы, которую она тайно видела в Гермии.