Волшебные чары луны

– Але! Але! Кого сюда черт несет?! – услышал Миноура, поднимаясь по шаткой лестнице. И тут же увидел обладателя этого грубого голоса – худощавого, лохматого человека с неопрятной черной бородкой. Неприязненно сверкнули большие черные глаза.

– Вы господин Дзёкичи Сануки?

– Да, а тебе чего?

– Я из полиции. Надо поговорить.

Художник растерянно заморгал, потом, широко улыбнувшись, вежливо произнес:

– Ах, вот как… Простите за грубость. Пожалуйста, проходите.

У входа Миноура снял обувь и ступил на рваные циновки. Комната была маленькой, забитой к тому же всякой дребеденью, напоминала жилье нищего старьевщика. Подавляя отвращение, Миноура стал оглядывать неопрятное помещение.

Первое, что бросалось в глаза, – гипсовая фигура женщины в натуральную величину; не хватает ушей, руки сломаны, плечи и бедра расколоты. Странное впечатление производила в клетушке эта нелепая фигура.

У шкафа – мольберт. Одного взгляда на холст достаточно, чтобы заключить, что аляповатая мазня принадлежит безумцу. Еще несколько холстов в подрамниках были не лучше.

Старинные часы эпохи Эдо в форме пагоды, огромный кувшин без горлышка, куча пожелтевших газет и журналов… На грубо сколоченных полках бронзовые гипсовые фигурки, все с какими-нибудь изъянами. Рядом лампа эпохи Мэйдзи и старинные маятниковые часы.

Под полками разбросаны голова, торс и связанные в охапку руки-ноги манекена-мужчины; видимо, подобран на свалке.

Трудно было принять это за жилище нормального человека.

Между тем хозяин держался приветливо, может быть, даже чересчур:

– Пожалуйста, пожалуйста, присаживайтесь. Дзабутон[8], увы, не могу предложить вам, зато есть у меня огонь, сейчас накипятим воды… – Сануки достал побитый алюминиевый чайник и поставил его на огонь, после чего устроился наконец напротив Миноуры.

Сыщик успел разглядеть стертые до дыр вельветовые брюки, дырявый свитер и принялся изучать лицо хозяина – удлиненное; толстые красные губы в движении напоминали краба; когда он говорил, в них скапливалась слюна.

– О чем же господин из полиции хочет поговорить со мной? – Потирая у огня руки, Сануки живо взглянул на Миноуру.

В ответ сыщик протянул свою визитную карточку. Художник вслух прочитал:

– «Помощник полицейского инспектора…» Э-э, да вы большой человек.

Миноуре показалось, что Сануки ерничает, и он сухо спросил:

– Вы знакомы со служащим фармацевтической фирмы Хитоси Муракоси?

На прямой вопрос был неожиданно получен такой же прямой ответ:

– Знаком. Не далее как сегодня он был здесь. Мой близкий друг.

– Давно знакомы?

– Со школьных лет. Родом из одних мест. Прекрасный парень, я его очень люблю.

Миноура не мог пока заключить по ответам, так ли простодушен его собеседник или разыгрывает спектакль.

– А откуда вы родом?

– Как же так, вы, представитель полиции, интересуетесь Муракоси и не знаете, откуда он родом? Странно. Из деревни близ города Сидзуока. Там мы оба родились, там оба провели детские годы. Муракоси – умница, был старостой нашего класса. Он хоть и моложе меня, но я всегда считал и сейчас считаю его старшим братом.

«Этот тип не так прост», – подумал опытный сыщик. Со значительным видом он достал блокнот, послюнил, по обыкновению, палец и начал не спеша переворачивать странички:

– Так… Месяц назад, а именно третьего ноября, вы выходили из дома?

– Ну и вопрос… Я же перекати-поле, каждый день где-нибудь хожу-брожу, слоняюсь по Токио. Особенно люблю болтаться по барахолке в Сэндзю. Почти вся моя коллекция – оттуда. Кстати, как она вам показалась? Неплохая, а?

«Да, этот художник – мастер уводить разговор в сторону, – подумал Миноура, внимательно вглядываясь в лицо Сануки и пытаясь найти в нем черты, схожие с Муракоси. – Пожалуй, сходство есть. Если сбрить бородку, поправить прическу, надеть одежду, которую носит Муракоси, то обмануть полуслепую старуху вполне возможно. Тем более и голоса, и говор похожи, что неудивительно – родом из одних мест».

– Вернемся к третьему ноября, – сухо сказал Миноура. – Кстати, это был День культуры, что имеет к вам непосредственное отношение. Ну так что, вспоминается этот день?

– День культуры? Какая чепуха! Ненавижу культуру. Мне больше по душе здоровое дикарство. Даже тоска мучает по временам, когда человек был дик. Кстати, меня с моей физиономией часто называют дикарем. А эти мои картины, между прочим, – сны первобытного человека. Именно первобытные люди, не испорченные так называемой культурой, обладали потрясающей творческой силой.

«Опять уводит в сторону», – подумал Миноура.

– Я спрашиваю про третье ноября.

– Ага, третье ноября… Нет, ничего не помню. И бесполезно спрашивать, так как дневник я не веду, а память плохая… А какая была погода в тот день?

– Был теплый ясный день.

– Ну тогда… Тогда наверняка я бродил в районе Сэндзю. Знаете, там речка Аракава, большой мост… Очень люблю те места… Возможно, торговался на барахолке.

– Где вы были в пять часов вечера в тот день?

– Не знаю. В пять часов еще светло. Значит, бродил где-то; засветло домой не возвращаюсь. Из Сэндзю обычно еду в район Ёсивара и там слоняюсь. Потом в Асакуса. А потом уже домой.