Волшебные чары луны

– Да не было никаких особых подробностей. Даже не знаю, что и сказать… – пожала плечами Кинуё-сан.

По ее словам, тот памятный день муж провел у себя, работая как одержимый. Ужин она подала ему в кабинет, но не прислуживала за столом, а, задвинув фусума[15], возвратилась в гостиную. Выждав немного, она снова зашла в кабинет, за подносом. Все время они молчали, не обменялись ни словом. Это было в обычной манере Манъуэмона: когда он работал – читал или писал что-нибудь, – никто не решался входить в кабинет, даже чай он кипятил себе сам, на жаровне. Что ни говори, привычки у Манъуэмона были артистические.

– Ну а его поведение… Он что-нибудь говорил вам?

– Нет… Ничего. Когда муж работает, он ужасно сердится, если я пристаю к нему с разговорами, и я не решилась его тревожить. Молча подала еду, а он даже не обернулся…

– Вот как. Тогда… Извините меня за нескромный вопрос, но это крайне важно… Когда ваш муж пришел наконец в спальню… Скажите, каким он был с вами в ту ночь?

Кинуё-сан залилась краской до самых волос – она вообще краснела из-за каждого пустяка. В такие минуты она удивительно хорошела. Ее прелестное лицо и сейчас стоит у меня перед глазами…

Кинуё-сан колебалась, но я настаивал, и ей пришлось отвечать.

– В тот вечер он пришел очень поздно… Я уже задремала. Да, это было около часу ночи.

– Скажите, в спальне горела лампа?

– Нет, я всегда гашу ее на ночь. Свет из коридора просачивается сквозь сёдзи[16], так что не очень темно.

– Муж о чем-нибудь говорил с вами в постели? О домашних делах, о жизни…

– Нет, пожалуй, нет. То, что было, и разговором-то назвать нельзя…

– Проснулся он, когда еще не было четырех. Вы помните это?

– Нет, я спала и не заметила, как он поднялся. А потом что-то случилось с лампой, и муж одевался при свете свечи в туалетной комнате. Я не слышала ничего до последней минуты. Затем приехал рикша, с которым муж условился с вечера, и мы со служанкой вышли в прихожую проводить его.

…Я передаю этот диалог в подробностях отнюдь не для красного словца. Просто так легче поймать нить. Но чтобы вам не наскучил рассказ, изложу остаток беседы вкратце. Вы, вероятно, пока не догадываетесь, чего я добивался от Кинуё-сан…

Итак, в то утро Манъуэмон ушел из дома, не позавтракав. Ночи осенью темные, и в четыре утра не видно ни зги.

…Меня трясло, ладони вспотели, но я продолжал допрашивать Кинуё-сан, испытывая при этом азарт игрока. Подтвердятся или нет мои подозрения?

– Итак, с вечера и до утра вы так и не видели лица вашего мужа и голоса его почти не слышали, верно?

Кинуё-сан оторопело взглянула на меня, пытаясь постигнуть смысл вопроса. Через мгновенье лицо ее исказилось. На нем был написан такой безграничный ужас, словно она увидела привидение.

– Что вы хотите сказать? Что это значит? Ну не томите меня, скажите же, наконец!

– Вы уверены, что это действительно был ваш муж? Ведь вы толком его и не рассмотрели. А он молчал. С вечера и до утра. Вдумайтесь хорошенько. Неужели супруг не сказал бы вам за все это время хотя бы словечко? Ведь должен же он был дать какие-нибудь указания перед отъездом!

– В самом деле… Еще ни разу такого с ним не случалось… Что же это такое? Нет, я просто с ума схожу… Говорите же, говорите всю правду!

Думаю, вы можете вообразить себе ужас и изумление Кинуё-сан в ту минуту. Я не решился сказать ей напрямую, и сама она не стала затрагивать эту тему, но ведь если в ту ночь рядом с ней оказался не Танимура, значит Кинуё-сан совершила грехопадение. Насколько я знал от своей жены, Манъуэмон вел себя в ночь убийства не так, как всегда. Он то смеялся, то плакал, и горячие слезы заливали лицо Кинуё-сан. Прежде я думал, что причина столь необычного поведения – раскаяние и тоска перед вечной разлукой. Но если то был не Манъуэмон Танимура, то безумные ласки, смех и рыдания обретали иное значение…

Возможна ль такая нелепица? – спросите вы. Но выдающиеся злодеи всегда делали то, что вообразить себе почти невозможно.

…Положение Кинуё-сан было плачевным. Ведь она же не виновата, что обозналась. Сама мысль о подобном была за гранью возможного. Удивительно, психика человека столь же подчинена закону инерции, сколь и бездушные вещи. Если преступник неотличим со спины от жертвы, то и Кинуё-сан могла легко принять его за собственного супруга. И пока не возникли особые обстоятельства… Впрочем, обстоятельства эти имели место, но тем не менее Кинуё-сан осознала свою ошибку только теперь. Невозможно в это поверить, но она приняла сидевшего в кабинете убийцу за Танимуру, и все последующие события – сцена в постели, расставание – происходили под знаком этого заблуждения. Злодей действовал осторожно, он предусмотрел все до мелочей – даже поломку лампы. Как рассказала Кинуё-сан, потом приходил монтер и проверил линию, но все оказалось в порядке; тогда он открыл щиток, и обнаружилось, что кто-то просто отключил электричество. Без сомнения, преступник сделал это, когда весь дом погрузился в сон. Он правильно рассчитал: кому придет в голову открывать щиток в суматохе отъезда?