Волшебные и страшные мифы леса. От феникса до Иггдрасиля

Однажды, вскоре после того, как ему исполнилось пять, Жан сумел откатить валун, что закрывал вход в пещеру. Наконец-то женщина вдохнула глоток свежего воздуха. На глазах у нее выступили слезы, оттого что она вновь видела окружавшие их пейзажи, которые слишком долгое время могла рассматривать лишь украдкой в щель.

— Что тут происходит?! — прогремел медведь, когда, вернувшись с охоты, увидел женщину с ребенком снаружи. — Как вы сумели выйти?

— Нечестно, что мама всегда находится внутри пещеры, когда тебя нет, — ответил ему Жан, сжимая кулаки. Впервые медведь удостоил взглядом своего сына, но в глазах зверя были лишь раздражение и отвращение.

— Все эти годы я думал, что, если буду держать тебя здесь, это избавит твою мать от желания сбежать, — прорычал медведь. — Теперь я вижу, что ошибался, но все еще можно исправить.

И с рыком, который сотряс целую гору, зверь, разинув свою пенящуюся от ярости пасть, бросился на Жана. В ужасе женщина закричала, уже представляя, как ее любимый малыш корчится на земле с зияющей раной на шее. Однако медведь недооценил силу своего сына. Как только зверь к нему приблизился, Жан остановил его, вцепившись в его разинутые челюсти. Медведь лапами ухватился за руки мальчика, но тот, не обращая на это внимания, просто разорвал звериную пасть, которая издала жуткий хруст напоследок. Затем Жан обхватил медведя за шею и быстрым резким движением сломал ее. На вершине горы воцарилась тишина, пока перепуганная женщина разглядывала бездыханную тушу, которая застыла на снегу. Ужасные звериные челюсти, столь долгое время бывшие ее мучением, теперь лежали сломанные и лишенные хоть какой-либо силы — женщина не могла поверить, что наконец-то свободна. Немного успокоившись, она начала спускаться по той самой тропке, по которой вот уже почти шесть лет назад нес ее на своей спине медведь.

— Куда ты, мама? — смущенно спросил у нее Жан.

В ответ она безмятежно улыбнулась ему.

— Пошли, сокровище, — промолвила она, — мы возвращаемся домой.

Все изменилось с тех пор, как жена покинула родной дом. Много раз плотник подумывал положить конец своему одинокому существованию, но еле слышный голосок постоянно нашептывал ему, что нельзя терять надежду. Ни тела жены, ни даже намека на ее гибель не нашли в лесу. Так почему бы не надеяться? Много лет плотник цеплялся за жизнь лишь благодаря убежденности, что его жена еще жива, однако, когда он увидел ее на пороге их дома, с той же улыбкой, что была на ее лице в день исчезновения, ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что это не обманчивая игра воображения.

Его супруга по-прежнему была красива, хотя и истощена от недоедания и жестокого насилия. Она выглядела словно полуразрушенная и заброшенная церквушка, все еще полная великолепных фресок дивной красоты. С радостью плотник принял внезапно вернувшуюся супругу и без лишних вопросов пустил покрытого шерстью крепыша. Чтобы полюбить малыша как собственного сына, мужчине было достаточно узнать, что именно он и освободил его любимую жену. С того дня Жан обрел наконец-то отца, который играл с ним и выслушивал его. За несколько недель женщина благодаря сытной пище восстановила силы, а через какое-то время к ней вернулась и бодрость духа, однако душевные раны оставались еще глубоки — с тех пор она никогда не выходила из дома без мужа или сына.

Так прошло много лет, и Жан вырос настолько, что в пятнадцатилетнем возрасте был уже как минимум на две головы выше своего отца. Он стал хорошим парнем, прилежным и умным. Ему нравилось помогать отцу: благодаря своей нечеловеческой силе он с легкостью валил деревья, однако в плотницких делах был нерасторопен, вернее сказать, оказался совсем к ним не приспособлен. Порой, когда особенно тонкая работа не давалась ему, раздосадованного юношу охватывал гнев, и он начинал крушить всю выстроганную мебель вокруг и никак не мог унять свою ярость, пока его мать не начинала в отчаянии рыдать. Было очевидно, что Жану требовалось дело, в котором он смог бы применить свою недюжинную силу, так что плотник отправил его в лавку старого Гийома — лучшего кузнеца во всем графстве. Старик с радостью взял к себе крепкого и усердного юношу и был очень доволен, что тот поможет ему с самыми тяжелыми работами. Однако старый кузнец оказался куда более строгим и требовательным наставником, чем плотник. Оба — и Гийом, и Жан — были очень вспыльчивыми, поэтому нередко целыми часами вздорили друг с другом, пока не унимали свой норов или пока их желудки не начинали требовать еды. Несмотря на ссоры, Жан полюбил старика и проникся кузнечным делом намного сильнее, чем работой плотника. Однако часто во время отдыха юноша сидел и рассматривал видневшиеся вдали горы и размышлял, что, возможно, находится сейчас вовсе не на своем месте.