Волшебные и страшные мифы леса. От феникса до Иггдрасиля

Девушка осмотрела юношу: у него были кудрявые каштановые волосы, небольшая бородка, говорящая о его молодости, и, главное, у него не воняло изо рта.

— Вам нужно много наложниц? — спросила принцесса.

— Единственная любовница, которую я страстно желаю, — это вы, — отвечал Теодорих.

— А сколько детей вы хотите? — продолжала девушка.

— О, хватило бы и одного наследника, — сказал принц.

— Тогда я согласна! — кивнула принцесса.

Молодые соединились в страстном поцелуе и были настолько увлечены этим, что даже не заметили, как розы вокруг них стали исчезать одна за другой, обнажая горную долину. Сбывалось последнее веление короля гномов: его сад был обречен исчезнуть в забытьи. Однако в предсмертной агонии Лаурин был недостаточно точен в словах. Он действительно упомянул день и ночь, но забыл о том времени, когда одно время суток сменяется другим. Так с того самого дня на заре и на закате высокие горные вершины Катиначчо окрашиваются в тот же розовый цвет, что был и у сада короля Лаурина. Этот цвет не поблек до сих пор, и поныне, глядя на Доломитовые Альпы, можно восхититься его красотой на рассвете дня и в вечерних сумерках.

Легенда о короле Лаурине рассказывает о появлении оптического феномена, который реально существует и именуется энросадирой, или розовым альпийским сиянием. Солнечные лучи, преломляясь о скальный известняк Доломитовых Альп, окрашивают его в яркие цвета, от розового до оранжевого, а в некоторых редких случаях и в фиолетовый.

У героя Теодориха тоже есть реальный прототип — Флавий Теодорих Великий, король остготов, который расширил свое королевство, полностью завоевав Апеннинский полуостров. Этот правитель был персонажем многих германских легенд и саг, в том числе «Тидрек-саги», где его история пересекается со сказаниями о Зигфриде и Брюнхильде из саги о Вёльсунгах.

В итальянском городе Больцано есть статуя с изображением короля Лаурина и Теодориха. В годы фашизма она не раз подвергалась актам вандализма и была демонтирована, поскольку считалась недостаточно националистической и слишком связанной с немецкой культурой. Только в 1944 году после серии протестов со стороны местных жителей власти вернули ее на место.

Поль Баньян и Великий Снегопад

Никто и никогда не видывал прежде такой снежной бури. Уже наступило утро, с восхода прошло несколько часов, однако солнце было скрыто за пеленой плотных туч, которая затянула все небо. Как обычно, Джонни — Чернильная Душа поднялся с постели намного позже лесорубов лагеря Биг Пайн Кэмп, и едва он высунул свой острый нос на улицу, как его зубы так бешено застучали от холода, что запросто могли откусить язык. Ветер был настолько порывистым и ледяным, что казался дыханием самого дьявола, и бедному Джонни пришлось немало потрудиться, чтобы наконец-то снова закрыть входную дверь.

— О небеса! О небеса! — заикаясь, повторял он, пока, задубев от холода, ковылял до печурки. — Вот беда! Вот беда!

Дровосеки его лагеря, вероятно, уже были в лесу и рубили деревья, а снега на дворе тем временем насыпало больше метра в высоту, и снежные хлопья все падали и падали. Джонни — Чернильная Душа хорошо знал этих лесорубов, поскольку был счетоводом лагеря Биг Пайн Кэмп уже столько лет, что даже не помнил точно, когда начал здесь работать. Никто никогда не жаловался на него: Джонни был неутомим и каждый день исписывал по восемь склянок чернил своим острым эбонитовым пером. Он пользовался только синими чернилами, о чем несложно было догадаться по синим пятнам, что постоянно покрывали его с головы до пят.

— Эти ребята будут работать, не замечая ничего вокруг! — ворчал Джонни, шевеля кочергой дровишки, чтобы те получше разгорелись. — Они ведь продолжат валить деревья, пока не превратятся в ледяные фигуры, а тогда будет уже слишком поздно!

Дровосеки обладали несгибаемым духом, который вкупе с их закалкой и чувством долга мог привести к печальной гибели от холода. Джонни должен был что-то предпринять. Так что он, щуплый дохляк Джонни, надел свое пальтишко, нацепил теплую шапку и натянул шерстяные варежки на свои костлявые руки. Затем он подошел к входной двери и собрался с духом, чтобы снова ее открыть, хотя уютная печка притягивала его взгляд и желание остаться в тепле и уюте только усиливалось в сердце. Наконец Джонни тряхнул головой.

— Ладно, хватит терять время! — проворчал он сам себе. — Рано или поздно огонь потухнет! Мне нужно спасти жизни этих несчастных или мне придется научиться копать могилы!

Движимый желанием помочь, Джонни распахнул дверь и посеменил в сторону леса, в то время как снег и ветер продолжали нескончаемо бить его по лицу и телу.

— Эх, если бы только Поль Баньян был здесь, — бормотал Джонни.