Волшебные неудачники

Так оно и было. Госпожа Залевски приготовила ему ошеломляющий бутерброд. Слово «ошеломляющий» обычно означает что-то плохое, но по случайному стечению обстоятельств это ещё означает и нечто восхитительное. Картер сел за стол в тихой кухне госпожи Залевски и съел самый тёплый, с расплавленным сыром, хрустящий и воистину ошеломляющий бутерброд – лучший из всех, что он когда-либо пробовал. Необыкновенные истории госпожи Залевски и её улыбка всегда согревали Картера и смешили до слёз даже после ужасного дня «работы» с дядюшкой Пронырой. Редко кто проявлял к нему такую доброту, поэтому Картер по-настоящему привязался к старушке. Она навевала ему мысли о дедушке с бабушкой и о том, какой могла бы быть жизнь рядом с ними.

– Дружок, а хочешь, я приготовлю тебе сок из чернослива? Обычно я добавляю в него этой вкуснющей апельсиновой пудры, когда мои трубы совсем забиты.

– Думаю, мои трубы в порядке, – хихикнул Картер. Дядюшка Проныра никогда бы не заговорил с ним о «трубах» и уж тем более никогда бы не стерпел смешок племянника.

Картер помог госпоже Залевски убрать со стола и помыл посуду, пока старушка рассказывала ему историю о своём детстве в Польше и России, а затем – о путешествии в Америку на корабле.

– Сколько же на борту было людей: как хороших, так и всяких жуликов. Бриллиант, который я ношу, принадлежал моей матери, а прежде – её матери, и матери её матери до этого. Я провезла его в матрёшке. Ну, знаешь, эта русская кукла, внутри которой кукла и так далее. Этот крошечный бриллиант – единственное, что напоминает мне о доме.

– И у меня был когда-то дом, – прошептал Картер.

– Что, дружок?

Картер покачал головой и не сказал ни слова. Он любил, когда госпожа Залевски говорила о доме. И ему было наплевать, что дядюшка Проныра считал это сентиментальным. Картер частенько задавался вопросом – как бы это было: снова иметь дом? Определённо, это было бы куда лучше, чем новая кровать в новом городе каждую неделю.

Вдруг в кухню ворвался дядюшка Проныра. Он сел и натянул для госпожи Залевски свою знаменитую фальшивую улыбочку.

– Мог бы я получить горячего супа и чашечку кофе, дорогуша?

– Конечно, родной, – отозвалась госпожа Залевски уже на полпути к погребу. – Позволь только принести побольше кофейных зёрен.

И как только она скрылась из виду, дядюшка Проныра наклонился к Картеру и прошептал:

– Сегодня произошла какая-то путаница, поэтому я хочу, чтобы ты всё исправил. Ты должен стащить у старухи бриллиант.

– Я не ворую, – ответил Картер. – И она не старуха. Она наш друг и кормила нас всю неделю.

– У нас нет друзей, – сплюнул дядюшка Проныра. – Разве я тебя ничему не научил?

– Ничему хорошему, – прошептал Картер.

– Что ты сказал? – прорычал Проныра. Он схватил Картера за руку, впившись ногтями прямо в кожу, но быстро отпустил, поскольку из погреба вернулась госпожа Залевски, держа в руке жестяную банку.

– О-о-о, спасибо, дорогуша, – его голос звучал необычайно сладко. – Ты лучше всех.

Когда дядюшка Проныра хотел чего-то от людей, он разыгрывал перед ними настоящее шоу. Его улыбка, которая выглядела довольно искренней, и неиссякаемые комплименты могли одурачить кого угодно. Но Картер видел его насквозь. К сожалению, госпожа Залевски была не настолько проницательна. Улыбнувшись, она принялась варить кофе для дядюшки Проныры.

Когда Картер думал о том, как легко его дядюшка дурачит людей, ему становилось тошно. Как и волшебство, улыбки могут растопить любое сердце – но за ними можно спрятать тёмные намерения.

Ночью Картер проснулся от скрипа двери. Он лежал на холодном деревянном полу, и, хотя ещё было темно, он увидел, как дядюшка плюхнулся неподалёку, любуясь маленьким, сверкающим бриллиантом на тоненькой цепочке. Картер мгновенно его узнал. Это был бриллиант госпожи Залевски.

Мальчику стало не по себе. Гнев распирал его всё больше и больше, он весь дрожал от возмущения и не смог сдержаться. Картер закричал:

– Зачем ты это сделал? Обманывать людей игрой в скорлупки – это одно, но воровать что-то дорогое у человека, который был к нам так добр, – это совсем другое! Госпожа Залевски этого не заслужила! Она хороший человек. А тебе наплевать на всех, кроме себя самого!

Дядюшка опустил цепочку в карман, перемахнул через комнату и толкнул мальчика, впечатав в стену.

– Я вырастил тебя, заботился о тебе, научил тебя всему, что знаю сам, и вот как ты мне отплатил? – прорычал Проныра, обдавая Картера кислым дыханием. – Если ты думаешь, что без меня справишься лучше – пожалуйста, вперёд! Сейчас тебе кажется, что ты такой хороший – посмотрим, как ты заговоришь, когда твой желудок взвоет от голода, и ты будешь настолько слабым, что не сможешь даже ноги таскать. Вот тогда ты сам пустишься во все тяжкие – и дело цепочкой не ограничится!

– Нет, ни за что, – воскликнул Картер. Оттолкнув дядюшку, он схватил сумку и выбежал из комнаты. И только на полпути к лестнице он разжал кулак, чтобы посмотреть на цепочку с бриллиантом госпожи Залевски.

Дядюшка Проныра был не единственным, чьи руки были необыкновенно ловкими.