Волшебные сказки Афанасьева [Литрес]

По-видимому, именно за связи с Герценом в 1862-м Афанасьева уволили из министерского архива. На несколько месяцев он лишился средств к существованию, в трудные дни приходилось распродавать книги. Он устроился секретарем в Городскую думу, затем – в мировом съезде, но эту работу воспринимал как мытарство. А ведь в научном мире его по праву считали корифеем фольклористики. Один из первых английских славистов Уильям Ролстон в 1870 году беседовал с Афанасьевым в его московской квартире. Британский ученый с теплотой вспоминал эту встречу и набросал любопытный портрет русского сказочника: «Я провел с ним очень короткое время в его совершенно русском доме, стоявшем посреди такого обширного двора (даже можно сказать пустыря), что легко можно было подумать, будто находишься в деревне, а не в столичном городе. Комната его со всей ее обстановкой была именно в таком роде, в каком можно было надеяться встретить в доме такого истинного ученого – повсюду книги и везде следы и указания на литературный труд.

Да и самою личностью своей он выражал идею высокого труженика, труженика не из материальных выгод, но из сердечной любви к своему предмету и из благородного желания извлечь из тьмы и вывести на свет литературные сокровища, так долго скрывавшиеся в малочитаемых хрониках и других неизвестных памятниках, или же кроющиеся в памяти народа, к которой ученые обращаются еще менее». Так он и жил – в трудах. Иначе не умел.

После сорока учёный растерял здоровье. Чахотку тогда лечить не умели… Да и работал он без малейшего снисхождения к собственным недугам. Всего лишь 45 лет прожил Афанасьев. Его целеустремленность и трудолюбие – как из фантастического романа. На одной из немногих сохранившихся фотографий (прижизненных живописных портретов Афанасьева вроде бы не существует) мы видим измождённого, пожилого человека, успевшего выполнить неподъемный земной долг. Современники восприняли его раннюю смерть как укор.

Иван Сергеевич Тургенев размышлял в откровенном письме к Афанасию Фету: «Недавно А. Н. Афанасьев умер буквально от голода, а его литературные заслуги будут помниться, когда наши с Вами, любезный друг, давно уже покроются мраком забвения». Так бывает: слава не спасла учёного от нужды, от преждевременной смерти. Но и бессмертие сказочника всея Руси не оспаривается.

В этом сборнике мы собрали самые любимые в народа русские сказки – волшебные. Все они выходили в сборниках Афанасьева – как правило, вперемешку со сказками других жанров. Иван-царевич, Иван Дурак, Емеля, Елена Премудрая… Без этих героев невозможно представить себе нашу культуру. Эти сюжеты исследуют ученые, находят в них следы языческих верований и древние ключевые сюжеты, присущие всем народам. Но русский колорит – особый. Он близок и дорог нам.

Читая эти сказки, мы переносимся во времена, когда устное народное творчество было основой основ. Нашим предкам в их детские годы эти сказки заменяли и книги, и радио, и телевидение, и интернет… Постарайтесь прислушаться к языку русских сказок. Как прекрасны эти просторечия, эти отступления от классических канонов… Только впитав все это, можно вполне понять гибкость русской речи.

Но главное – что от этих сказок невозможно оторваться. Это захватывающие впечатления – почти без нравоучений. А без таких оборотов как «жили-были…» – мы никогда не поймём России. Это как музыка. Объяснения здесь излишни.

Арсений Замостьянов, заместитель главного редактора журнала «Историк»

Волшебные сказки Афанасьева

Сестрица Алёнушка и братец Иванушка

Виктор Васнецов.

Алёнушка

Жили-были себе царь и царица; у них были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Алёнушкой. Вот царь с царицею померли, остались дети одни и пошли странствовать по белу свету. Шли, шли, шли… идут и видят пруд, а около пруда пасётся стадо коров.

– Я хочу пить, – говорит Иванушка.

– Не пей, братец, а то будешь телёночком, – говорит Алёнушка.

Он послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят реку, а около ходит табун лошадей.

– Ах, сестрица, если б ты знала, как мне пить хочется.

– Не пей, братец, а то сделаешься жеребёночком.

Иванушка послушался, и пошли они дальше, шли-шли и видят озеро, а около него гуляет стадо овец.

– Ах, сестрица, мне страшно пить хочется.

– Не пей, братец, а то будешь баранчиком.

Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят ручей, а возле стерегут свиней.

– Ах, сестрица, я напьюся; мне ужасно пить хочется.

– Не пей, братец, а то будешь поросёночком.

Иванушка опять послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят: пасётся у воды стадо коз.

– Ах, сестрица, я напьюся.

– Не пей, братец, а то будешь козлёночком.

Он не вытерпел и не послушался сестры, напился и стал козлёночком, прыгает перед Алёнушкой и кричит: «Ме-ке-ке! Ме-ке-ке!»

Алёнушка обвязала его шёлковым поясом и повела с собою, а сама-то плачет, горько плачет… Козлёночек бегал-бегал и забежал раз в сад к одному царю. Люди увидали и тотчас доказывают царю: