Волшебные сказки. Преступление лорда Артура Сэвила

— Что ж, милорд, — ответил посол, — я не возражаю. Пусть привидение идет вместе с мебелью. Но я ведь приехал из передовой страны. У нас за деньги все можно достать, да и молодежь у нас разбитная; наши молодые люди — это лучшее украшение вашего Старого Света, и они увозят от вас самых знаменитых актрис и оперных примадонн. Так что, заведись в Европе хоть одно привидение, оно мигом очутилось бы у нас в каком-нибудь музее или в разъездном паноптикуме.

— Боюсь, что кентервильское привидение все же существует, — сказал, улыбаясь, лорд Кентервиль, — хоть оно, возможно, и не соблазнилось предложениями ваших предприимчивых импрессарио. Оно пользуется известностью добрых триста лет, — точнее сказать, с тысяча пятьсот восемьдесят четвертого года, — и неизменно появляется незадолго до кончины кого-нибудь из членов нашей семьи.

— Обычно, лорд Кентервиль, в подобных случаях приходит домашний врач. Нет, сэр, никаких привидений нет, и законы природы, смею думать, для всех одни — даже для английской аристократии.

— Да, вы, американцы, так еще близки природе! — отозвался лорд Кентервиль, видимо, не совсем уразумев последнее замечание мистера Отиса. — Что ж, если вас устроит дом с привидениями, то все в порядке. Только не забудьте, — я вас предупредил.

Несколько недель спустя была подписана купчая, и по окончании лондонского сезона посол с семьей переехал в Кентервильский замок. Миссис Отис, которая в свое время — ее тогда еще величали мисс Лукрецией Р. Таппан с 43-й Западной улицы — славилась в Нью-Йорке своей красотой, была теперь дамой средних лет, все еще весьма привлекательной, с чудесными глазами и точеным профилем. Многие американцы, покидая родину, принимают вид хронических больных, считая это одним из признаков европейской утонченности, но миссис Отис этим не грешила. Она обладала великолепным телосложением и совершенно фантастическим избытком энергии. Во многом миссис Отис не отличить было от настоящей англичанки, и ее пример лишний раз подтверждал, что у нас теперь с Америкой почти все одинаковое, кроме, разумеется, языка. Старший из сыновей, которого родители в порыве патриотизма окрестили Вашингтоном, — о чем он всегда сожалел, — был довольно красивый молодой блондин, обещавший стать хорошим американским дипломатом, поскольку он три сезона подряд дирижировал немецкой кадрилью в казино Нью-порта и даже в Лондоне заслужил репутацию превосходного танцора. Он питал слабость к гардениям и геральдике, отличаясь во всем остальном совершенным здравомыслием. Мисс Виргинии Е. Отис шел шестнадцатый год. Это была стройная девочка, грациозная, как лань, с большими, голубыми глазами. Она прекрасно ездила на пони и, уговоривши однажды старого лорда Бильтона проскакать с нею два раза наперегонки вокруг Хайд-Парка, на полтора корпуса обошла его у самой статуи Ахиллеса; этим она привела в такой восторг юного герцога Чеширского, что он немедленно сделал ей предложение и вечером того же дня, весь в слезах, был отослан своими опекунами обратно в Итон. В семье были дети еще моложе Виргинии — двое прелестных мальчиков-близнецов. Это были единственные, если скинуть со счета почтенного посла, убежденные республиканцы в семье, — их так часто пороли, что прозвали «Звезды и полосы».

От Кентервильского замка до ближайшей железнодорожной станции в Аскоте целых семь миль, но мистер Отис заблаговременно телеграфировал, чтобы им выслали экипаж, и семья двинулась к замку в отличном расположении духа.

Был прекрасный июльский вечер, и воздух был напоен теплым ароматом соснового леса. Изредка доносилось до них нежное воркование лесной горлицы, упивающейся собственным голосом, или в шелестящих зарослях папоротника мелькала пестрая грудь фазана. Крошечные белки поглядывали на них с высоких буков, а кролики прятались в низкой поросли или, задрав белые хвостики, улепетывали по мшистым кочкам. Но не успели они въехать в аллею, ведущую к Кентервильскому замку, как небо вдруг заволокло тучами, и странная тишина сковала воздух. Молча пролетела у них над головой огромная стая галок, и когда они подъезжали к дому, большими редкими каплями начал накрапывать дождь.

На крыльце их поджидала опрятная старушка в черном шелковом платье, белом чепце и переднике. Это была миссис Эмни, домоправительница, которую миссис Отис, по настоятельной просьбе леди Кентервиль, оставила в прежней должности. Она низко присела перед каждым из членов семьи и церемонно, по-старинному молвила:

— Добро пожаловать в замок Кентервилей!

Они вошли вслед за нею в дом и, миновав великолепный холл в стиле Тюдоров, очутились в библиотеке — длинной и низкой комнате, обшитой черным дубом, с большим витражом против двери. Здесь уже все было приготовлено к чаю. Они сняли пальто и, усевшись за стол, принялись, пока миссис Эмни разливала чай, разглядывать комнату.

Миссис Отис заметила потемневшее от времени красное пятно на полу возле камина, и заинтересовалась, откуда оно взялось.

— Вероятно, здесь что-то пролили? — спросила она.

— Да, сударыня, — ответила старая экономка шепотом, — здесь пролилась кровь.