Волшебный берег

И выкатил на своих «конях» на улицу. Дружок сейчас же выскочил за ним следом.

— А ты куда собрался? — сказал Лёня. — Я в другой колхоз еду, далеко.

— Ну и что же? — ответил Дружок. — И я с тобой.

Пятки отморозишь и заскулишь!

— Не заскулю. Я всё время бегом бежать буду!

— Ты чья собака? — сурово сказал Лёня. — Моя или не моя?

— Твоя… — жалобно тявкнул Дружок.

— Так вот, если ты моя собака, то должен меня слушаться. Назад, в конуру!

Дружок понурил голову, опустил хвост и вернулся во двор. Лёне было очень жалко Дружка. Но как его взять? Ведь до того колхоза, где живёт бабушка, целых пять километров. Отморозит лапы — куда его тогда? На руках ведь не потащишь!

Не успел Лёня выехать на дорогу, как его окликнула Аринка.

— Лёня, и я с тобой!

— Вот, углядела всё-таки, — проворчал Лёня. — Я к бабушке Марфе. Куда тебе со мной, я ведь на лыжах!

— И я на лыжах.

— А как устанешь? Возись тогда с тобой. Небось и лыжи-то несмазанные!

Но Аринка будто не слышала Лёню. Она закрепила на ногах лыжи, схватила палки, выбежала со двора и встала на Лёнину лыжню:

— Поехали!

Лёня взмахнул палками:

— Эй вы, кони мои, кони! Кони резвые мои!..

И помчался по голубой, наезженной до блеска дороге.

Аринке некогда было кричать: «Эй вы, кони!» Она только об одном и думала, как бы ей не отстать от Лёни. Отстанешь — придётся вернуться домой. А это совсем неинтересно. Аринка очень любила Лёнину бабушку Марфу и очень любила ходить к ней в гости. Бабушка Марфа всегда приветит, чем-нибудь угостит да ещё и сказку расскажет.

— Вот дурачьё! — сказал, глядя им вслед с крыльца, Аринкин брат Корней-Всех-Умней. — И охота в такую даль бежать! Подумаешь, бабушку им навестить надо. Я бы ни за что не пошёл, дураков нету!

Бабушка Марфа

Пять километров не близкий путь. Тут и пригорки, и овражки, и мосты через реку, и шоссе, которые надо пересекать. А на шоссе гляди в оба: машины летят и в одну, и в другую сторону.

Но Лёня и Аринка не в первый раз отправляются к бабушке Марфе. Дорога им хорошо известна, а через шоссе они переходят, когда машин совсем не видно ни справа, ни слева. Так Лёня и обещал матери: если не видно ни одной машины, тогда и переходить через шоссе.

А после шоссе началась тихая ровная дорога по большом лугу. И хорошо, что тихая да ровная, потому что Аринка устала и у Лёниных «коней» притупился шаг.

— Замёрзла? — опросил Лёня и оглянулся на Аринку.

— Нет, — ответила Аринка. — А ты?

— Ия нет. А ты нос не отморозила?

— Кажется, нет.

— Ты его варежкой потри.

— Я тёрла.

— Ещё потри.

— Ладно.

Пробежали через широкий луг. Прошли через серебряную от мороза рощицу.

— Лёнь! — крикнула Аринка. — Ты устал?

— Немножко. А ты?

— И я немножко.

— Ладно. Скоро придём.

Кончилась рощица. Вышли в поле. Вот и бабушкин колхоз видно.

Бабушкин двор стоит на горе, его издалека видно. Вокруг двора толпятся берёзы, закатное солнце их тоже раскрасило. И стоит бабушкин домик будто в розовом саду.

Не успели Лёня и Аринка отворить калитку, а бабушка Марфа уже вышла на крыльцо.

— А я так и знала, что у меня сегодня гости будут, — сказала она.

— А почему ты знала, бабушка? — весело отозвался Лёня. — Мы же тебе телеграмму не посылали!

— У меня сердце такое чуткое, — сказала бабушка, — и без телеграммы знаю. Я сегодня и печку жарко натопила, вас поджидала.

Лёня сбросил с ног лыжи. Помог Аринке снять лыжи. У неё, оказывается, так застыли руки, что и не слушались совсем.

Как хорошо войти с мороза в тёплую избу!

Лёня и Аринка ещё в сенцах обмели веником валенки, чтобы не наследить. Потому что пол у бабушки Марфы был чистый, белый, и через всю избу лежали на полу полосатые дорожки.

И вся изба у бабушки была чистая. Бабушка Марфа не любила обоев. И никакой новой мебели не любила. Стены в избе были бревенчатые, бабушка их каждую весну мыла мочалкой с мылом. Вместо стульев были широкие лавки вдоль стен. Бабушке ничего не хотелось менять в своей старой избе. Может, лучше, когда у стола стулья стоят, но бабушке Марфе больше нравилось так, как было в старину — лавки вокруг всей избы: где хочешь, там и сядешь.

Но телевизор бабушка Марфа всё-таки впустила в свой дом. Она любила смотреть по телевизору всякие дальние страны, узнавала все новости, какие происходят на свете. Слушала хорошую музыку.

И электричество провела. Электричество ей нравилось, потому что по вечерам в избе стало очень светло, можно книгу читать, вязать что-нибудь. И лампу заправлять не надо, от керосиновой лампы руки всегда пахнут керосином, не сразу отмоешь.

А светить керосиновая лампа не очень горазда, при таком свете и двух строчек не прочтёшь, даже если очки наденешь.

— Входите, входите, мои дорогие гости! — сказала бабушка. — Ух, как вас мороз-то разрумянил — снегири, да и только! Не обижал он вас дорогой?

— Кто, бабушка?

— Да этот старый озорник-то?

— Какой озорник, бабушка?

— Ну, дедко Морозко!

Лёня и Аринка переглянулись, засмеялись.

— Немножко обижал, — сказала Аринка, — за нос меня всё хватал!

— А меня за уши! — сказал Лёня. — Только мы ему не поддавались.

— Ещё бы ему поддаваться! Ему только поддайся, он тут же и натворит какой-нибудь беды!