— Где сейчас патрон? — спросил Брюлей, не дожидаясь подробных объяснений. Он впервые не сумел сдержаться, понимая, насколько важной может оказаться эта находка.
— У меня в кармане, — успокоил его Дронго. — Прекрасно сознаю, что не имел права его забирать, но… Я решил, что в моем кармане он будет сохранен гораздо надежнее.
— Боюсь, твой поступок не понравится португальской полиции, — предостерегающе проворчал комиссар. — Хотя этот патрон стоит очень дорого… И ты думаешь, что кто-то его уронил?
— Намеренно или случайно, — ответил Дронго.
— Не нужно было вчера отпускать Вилари, — мрачно заметил комиссар, — в таких случаях свидетеля нельзя отпускать. Нужно его дожимать до конца. А мы с тобой оказались не готовы к такому жесткому прессингу. У себя в полиции я бы этого смазливого типа ни за что не выпустил из рук, а здесь я несколько расслабился.
— Теперь придется его искать, — согласился Дронго.
— Что ты думаешь об этом патроне? — спросил Брюлей.
— Пока не знаю. Сначала надо обязательно найти Энрико Вилари.
— Как ты считаешь, его супруга может нам помочь?
— Она во всем случившемся винит себя. Но я не думаю, что она могла оказаться причастной к убийству Сильвии.
— Ты говорил с Илоной? Почему она приехала сюда?
— Шокальский искал именно ее, хотя в их агентстве немало специалистов, в том числе и со знанием испанского и португальского языков.
— Он привез ее специально для Фармера, — согласился комиссар, — я так и думал. Нужно поговорить с Шокальским.
— Что вам сказал Карнейро?
— Он считает, что Шокальского вызвали сюда русские. Они самые сильные покупатели, у них больше всего денег. Мурашенков и Сарычев готовы подписать контракт на любую сумму. Карнейро оказался еще более неприятным типом, чем я себе представлял. Он расист и мерзавец. Но он выложил мне интересные факты про Джеймса Фармера. Адвокат считает, что убийца продумал возможные последствия своего шага. Сильвию убили специально, чтобы подтолкнуть Фармера к скорейшему подписанию контракта. Расчет был на то, что после гибели жены он не захочет здесь оставаться и пойдет на все условия русских. И знаешь, кого назвал мне Карнейро в качестве исполнителя?
— Могу догадаться, — кивнул Дронго, — наверное, Илону, если они пригласили Шокальского.
— Верно. Он не сомневается, что именно Илона стреляла в Сильвию. И согласись, у нее было время для выстрела. И она умеет стрелять.
— Сейчас вы подумаете, что я защищаю женщину, к которой у меня особый интерес. Но я совсем не уверен, что стреляла именно она. Хотя есть косвенные факты, указывающие на нее: она бывший сотрудник полиции, лучший стрелок, она оставалась утром в отеле, она ненавидит Джеймса Фармера… Однако я полагаю, что Илоне не резон так подставляться. Она умная женщина, комиссар, и понимает, что стала бы первой, на кого мы вышли бы в своем расследовании.
— Тогда у нас остается только Энрико Вилари, — проворчал Брюлей.
— И пан Тадеуш Шокальский, — показал на поляка Дронго, — ведь его вызвали сюда не случайно.
— Карнейро сообщил мне, что во время переговоров Шокальский не называет своей цены, скорее, он сбивает цену других.
— Вот видите. Очевидно, Мануэль Сильва и Карнейро представляют интересы европейских компаний, Мурашенков и Сарычев работают на Москву. А кого представляет Шокальский? Если выяснится, что поляки намерены самостоятельно проводить этот чемпионат и обсуждать условия получения прав на него, то такая постановка вопроса вызовет у меня большое недоумение.
Комиссар допил свой кофе и посмотрел на пустую трубку.
— У меня плохое предчувствие, — неожиданно сказал Брюлей. — Если я не смогу разобраться, почему застрелили Сильвию Фармер, то, боюсь, нам нужно быть готовыми к следующему преступлению. Самое сложное преступление — это убийство без видимых мотивов. Нужно понять, куда и зачем уехал Вилари. И поговорить с паном Шокальским. Да, еще одна просьба. Поднимись наверх и убедись, что Кэтрин Фармер все еще спит в своем номере. Я беспокоюсь за нее. Она вполне может оказаться следующей жертвой.
Дронго оглянулся по сторонам и сразу поднялся.
— Я сейчас же попрошу горничную проверить ее номер, — уходя, сказал он.
И в этот момент столкнулся с Сарычевым, вошедшим в ресторан.
— Сегодня последний день нашего турнира, — поздоровавшись, сообщил тот и заулыбался, — не хотите принять участие?
— Какого турнира? — не понял Дронго. — Вы снова пойдете играть?
— Конечно, — не смутился Сарычев, — сегодня последний день. Мы будем на левом поле для гольфа.
— И Фармер тоже? — оглянулся Дронго на вдовца, только вчера потерявшего жену.
— Не знаю, не уверен, — пожал плечами Сарычев, — он пока не сказал ничего определенного. Но мы хотим решить, когда он подпишет контракт…
Не дослушав, Дронго оттолкнул его и бросился к выходу из зала. Если Фармер настолько спокоен после смерти своей жены, то он способен остаться еще более спокойным в случае смерти своей племянницы. Или он решил избавиться от любого, кто может наследовать его миллионы?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ