Волшебный дневник (The Book of Tomorrow)

Однако это не сработало. Зои не стоило труда открывать банку, едва ее мама отворачивалась, и, кстати, она не просто полюбила, а очень полюбила рассол.

Так как комната находилась наверху, потолок был скошенный и спускался в сторону окна. В углу стояло скрипучее белое кресло, и в нем лежала старая сине-белая клетчатая подушка. Выкрашенные в бледно-голубой цвет, стены не производили холодного впечатления. Белый комод был слишком большим для моих запасов нижнего белья. Меблировку завершала металлическая кровать с белыми простынями и голубым с цветочками пуховым одеялом, а также голубым вязаным покрывалом, сложенным в ногах. Над дверью висел простой крест с изображением святой Бригитты[14]. На подоконнике стояла ваза с полевыми цветами – лавандой, колокольчиками и другими, названия которых я не знала. Розалин постаралась на славу.

Снизу до меня донесся шум. Звенели тарелки, бежала вода, свистел чайник, шипела сковородка. Запахло едой. Тут я сообразила, что в последний раз ела вчера днем у Барбары, когда Лулу приготовила нам божественное сашими[15]. И еще я совсем забыла про туалет, так что мочевой пузырь и желудок вытащили меня из постели. Благодаря тонюсеньким стенам я правильно поняла, почему соседнюю дверь то открывают, то закрывают. Мне было слышно, как поднимают крышку с толчка, как льется моча и бьется о фаянсовое дно. Она лилась с приличной высоты, значит, если Розалин не вставала на ходули, это был Артур.

Судя по звукам, доносившимся из кухни и ванной комнаты, мамы не было ни там, ни там. Итак, если повезет, мне удастся ее увидеть. Надев розовые угги, я завернулась в голубое одеяло и скользнула по коридору к маминой комнате.

Несмотря на то что я изо всех сил старалась не шуметь, доски на полу скрипели при каждом моем шаге. Потом я услышала, как спускают воду в уборной, бегом бросилась вперед, и естественно, без стука ворвалась к маме. Не знаю, какой я предполагала ее увидеть, но думаю, похожей на ту маму, которую я видела каждое утро за прошедшие две недели. В спальне должно было быть темно, как в пещере, и я собиралась найти маму на кровати, с головой укрытую одеялом. Однако мамина спальня приятно меня удивила. В ней было светлее, чем у меня, – что-то вроде бывшей кладовки, где царили чистота и прохлада. На подоконнике тоже стояла ваза с лютиками, одуванчиками и какой-то травой на длинных стеблях, перевязанными желтой лентой. Похоже, мамина комната находилась непосредственно над гостиной, так как вдоль стены расположился камин с фотографией Папы над ним, при виде которой я вздрогнула. Но не Папа – хотя я бы предпочла видеть Зака Эфрона[16] на своей стене, – а камин испугал меня. Никогда не любила камины. Белый снаружи и черный внутри, этот камин выглядел так, словно его постоянно использовали, и мне показалось это странным в необитаемой комнате. Наверное, моим родственникам часто приходилось принимать гостей, хотя на первый взгляд они не показались мне любителями вечеринок. Только потом я обратила внимание на смежную ванную комнату и поняла, что Розалин и Артур отдали маме свою спальню.

Мама сидела в кресле-качалке, однако не качалась, а сидела неподвижно и смотрела в окно, которое выходило в сад позади дома. Ее волосы были тщательно причесаны, она надела абрикосового цвета шелковый халат и накрасила губы абрикосовой помадой, которой пользовалась со дня похорон папы. На губах застыла едва заметная улыбка, которую легко было не заметить, но она была, и вид у моей мамы был такой же, как вчера, словно она глубоко задумалась. Когда я подошла поближе, она подняла голову и приветливо улыбнулась.

– Доброе утро, мама, – сказала я и, поцеловав ее в лоб, пристроилась на краешке уже убранной кровати. – Хорошо спала?

– Да, спасибо, – радостно отозвалась мама, и у меня сразу отлегло от сердца.

– Я тоже, – услышала я свой голос. – Здесь очень тихо, правда?

Я решила не упоминать о том, как Розалин ночью приходила в мою комнату, опасаясь, что это мне приснилось. Неприятно обвинять человека, не получив подтверждения его вины.

– Да, правда, – повторила мама.