Волшебный дом

— Звери здесь, птица с перебитым крылом, цветы в саду, которые вроде бы сначала умирали, а потом воспряли, — это все естественно?

— Откуда тебе знать? Что ты знаешь о жизни за пределами городских стен, за пределами той клоаки?

Я в ужасе уставился на нее, и Мидж отвела глаза.

Она опустилась рядом со мной на колени, ее грудь неестественно вздымалась, словно Мидж еле сдерживала гнев. Затем она справилась с собой и проговорила тихим, почти обиженным голосом:

— Это у меня сорвалось. Извини...

Тут она замолкла и отвернулась, слезы наконец прорвались и смешались с дождевой влагой на щеках. Мидж бросилась прочь от меня и захлопнула за собой дверь. До меня донеслись приглушенные рыдания.

Я сидел в отупении. Я ничего не понимал. Абсолютно. Что за чертовщина? Со мной. С ней. Что за чертовщина?

Я медленно допил остаток бренди, чуть не закашлявшись от его неразбавленной крепости, и поставил рюмку на пол. Потом вытер руками глаза и щеки и не понял, что мокрее — ладони или лицо. Приподнявшись, понимая, что нельзя оставлять все так, нельзя оставлять Мидж в таком заблуждении, я замер от отдаленного скребущего звука. Он исходил из-за дивана.

Я встал, испуганный, так как все еще плохо соображал и чувствовал себя беззащитным. Для этого дня было довольно, вряд ли я смог бы вынести что-то еще. Звук продолжался. Шагнув к краю дивана, я заглянул в тень пропасти между спинкой и изогнутой стеной. И с облегчением увидел, что там скрывалось.

Я отодвинул диван от стены, открыв крохотную, лихорадочно трясущуюся фигурку Румбо: его пушистый хвост торчал кверху, а лапки в нервном возбуждении скребли ковер.

Бросив на меня испуганный взгляд, он бросился из своего тайника через комнату в открытую дверь и быстро исчез в листве снаружи.

Почему-то я ощутил себя на тонущем корабле, который только что все покинули.

Ближе

Немного подумав, я решил не идти сразу же к Мидж — общаться будет легче, когда гнев у нее уляжется. Кроме того, в моей собственной голове продолжался какой-то шторм, успокоить который помогло бы бренди. Снова взяв рюмку, я спустился в кухню. Все спиртное (не много) мы держали в кладовке (бар не хуже любого другого), но бутылка бренди стояла на столе, где Мидж ее оставила.

Я проволок стул по каменным плиткам, отодвигая, и потянулся к бутылке, прежде чем сесть. На самом деле бренди не очень помогало, но по крайней мере я хоть занялся чем-то, чтобы успокоить нервы.

Вы можете подумать, что я поздновато понял, что дела вокруг идут не совсем нормально, но все упомянутое мной раньше не казалось тогда таким уж противоестественным — кроме последнего инцидента. Необычным, конечно, но не сногсшибательным. Хочу повторить: мозг имеет свойство находить неестественному естественные объяснения. Даже движущуюся картину можно было объяснить как галлюцинацию (и тогда я пришел к убеждению, что так оно и было, хотя и не из-за принятых накануне наркотиков, как заподозрила Мидж). Просто здесь очень буйная природа, вот и все. И атмосфера здесь создавала собственную магию, обостряла наши чувства, так что художественный талант Мидж возрос и мои музыкальные способности тоже. Я верю, что определенное окружение может выявить в некоторых все лучшее или худшее, и именно это проделал со мной и Мидж Грэмери. Возможно, пасмурная погода в последние дни изменила наше настроение, и что-то всплыло изнутри наружу. Во всяком случае, я никогда не видел Мидж в таком состоянии, это точно.

Так, размышляя и попивая бренди, я сидел в кухне (где преставилась Флора Калдиан) в надежде, что не отпугнул бедного Румбо навсегда. Бог знает, чем я показался ему, когда отъехал перед картиной, и ничего удивительного, что он спрятался за диван. Прежде чем шмыгнуть из-под моих ног, он бросил на меня такой взгляд, будто выглядывает из пирога, в котором я собираюсь его запечь.

Рюмка скоро опустела, но я удержался и не налил новую. Я все еще пребывал в замешательстве от своего видения и был взволнован словами Мидж, но дуться в темноте — это тоже не выход. Пора поговорить с ней, пора помириться. Я взобрался по лестнице и закрыл дверь в прихожую, чтобы сырость от дождя не проникала внутрь. Коврик там был измят и весь мокрый, и я представлял, каков он на ощупь.

На полу спальни валялся плащ Мидж, а сама она валялась на кровати, поджав ноги и скрючившись в позе зародыша, и казалась очень одинокой. От сырого воздуха в комнате стоял затхлый запах. Я застыл в дверях, не решаясь войти; не знаю почему, но я чувствовал себя виноватым.

— Мидж... — наконец решился я сказать.

Никакого ответа. Потом она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на меня. Ее рука протянулась ко мне, и я поспешил лечь рядом. Я обнял ее за талию и притянул к себе, и она прижалась, дрожа и всхлипывая.

Я потерся щекой о ее лоб, ее волосы все еще пахли дождем и свежестью.

— Мидж, ты должна мне поверить — вчера я просто напился. Признаю, здорово напился, но ничего больше — ни таблеток, ни порошков, ничего подобного.

Она напряглась в моих объятиях, дрожь на время прекратилась. Потом я ощутил, как ее тело обмякло.