Волшебный дом

В то время восхищение и страх
Наставниками были мне. С пеленок
Я пестуем был красотой, и после,
Когда с иной долиной мне пришлось
Девятилетнему свести знакомство,
Я полюбил ее всем сердцем. Помню,
Когда ветров морозное дыханье
Последним крокусам на горных склонах
Сжигало венчики, я находил
Себе отраду в том, чтоб до утра
Бродить средь скал и тех лощин укромных,
Где всюду водятся вальдшнепы. Там,
С силком через плечо, охотник жадный,
Я обегал свои угодья, вечно
Не находя покоя, и один
Под звездами, казалось, был помехой
Покою, что царил средь них; порой,
Почти рассудок потеряв и жаждой
Добычи обуян, чужой улов
Себе присваивал и после слышал
Среди холмов безлюдных странный шорох,
Дыханье близкое, шаги, почти
Неуловимые средь сонных трав.

Когда апрельский своевольный луч

У первоцветов стрелки вынимал
Из новеньких колчанов, я опять
Вверх устремлялся, в горы, к одинокой
Вершине, где среди ветров и туч
Орел-разбойник кров нашел. Увы,
И тут достойной цель мою назвать
Я не могу. Но сколько дивных чувств
Я испытал, когда, почти достигнув
Гнезда, висел над пропастью – зацепкой
Мне были лишь пучки сухой травы
Да трещины в скале; я сам былинкой
Трепещущею был; с налету ветер,
Сухой и резкий, дерзостное что-то
Кричал мне в уши, и чужим, нездешним,
Каким-то неземным, казалось небо
И заговорщиками облака!

Как в музыке гармония и лад

Всем правят, так и человека ум
Устроен. Некоей незримой силой
Все элементы, чуждые друг другу,
В нем сведены в поток единый. Так
И страхи ранние мои, и беды,
Сомнения, метания, тревоги,
Неразбериха чувств моих и мыслей
Становятся покоем, равновесьем,
И я тогда достоин сам себя.
Что ж остается мне? Благодарить
За все, за все, до самого конца.
Однако же Природа, с юных лет
Своих питомцев закаляя, часто
Завесу облаков над ними рвет,
Как бы при вспышке молнии – так первым
Их удостаивая испытаньем,
Наимягчайшим, впрочем; но порой
Угодно ей, с той же благою целью,
Устраивать им встряску посильней.

Однажды вечером, ведомый ею,

Я лодку пастуха нашел, что к иве
Всегда привязана была у входа
В укромный грот. В долине Паттердейл
Я на каникулах гостил тогда,
И ялик тот едва лишь заприметив,
Находку счел неслыханной удачей,
Залез в него и, отвязав, отплыл.
Луна взошла, и озеро сияло
Средь древних гор. Под мерный весел плеск
Шла лодочка моя – вперед, вперед,
Как человек, что ускоряет шаг.
Поступок сей, конечно, воровство
Напоминал, и все же ликованья
Была полна душа. И горным эхом
Сопровождаем, ялик мой скользил
По водной глади, оставляя след
Из маленьких кругов, что расходились
От каждого весла и исчезали
В одном потоке света. Горный кряж,
Тянувшийся вдоль озера и бывший
Мне горизонтом, темный небосвод
И звезды яркие – я, глаз от них
Не в силах оторвать, все греб и греб,
Собою горд, и весла погрузил
В молчанье вод озерных. Мой челнок,
Как лебедь, приподнялся на волне,
И в тот же миг из-за прибрежных скал
Огромного утеса голова
Вдруг показалась, и росла, росла,
Пока, воздвигнувшись во весь свой рост,
Сей исполин меж небом и землей
Не встал – и семимильными шагами
Пошел ко мне. Дрожащею рукой
Я челн мой развернул и, поспешив
Назад, по тихим водам, словно тать,
Вернулся в грот Плакучей ивы. Там
На прежнем месте лодку привязав,
Через луга я шел домой и в мысли
Тяжелые был погружен. С тех пор
Прошло немало дней, а я никак
Забыть то зрелище не мог. Неясных
И смутных образов был полон ум.
Неведомые формы бытия
Из темноты вставали. Как назвать
Тот мрак, я сам не знал. Я был один,
Покинут всеми; даже то, что прежде
Мой составляло мир – деревья, небо,
Поля зеленые, морская ширь —
Все, все исчезло, кроме тех огромных
Существ, не походящих на людей,
Что среди дня мой посещали ум
И в снах ночных тревожили меня.

Премудрость, дух Вселенной! Ты, душа,

Бессмертье мысли, – ты даешь дыханье,
Движенье нескончаемое формам
И образам. И мню, что неслучайно
Ты с первого рассвета моего
При свете дня и ночью занимала
Мой ум не суетой, что человекам
Столь свойственна, но тем высоким, прочным,
Что недоступно ей – природой, жизнью
Непреходящей, и мечты, и мысли,
И чувства все преображала так,
Что освящались даже боль и страх.
Так нам порой случается расслышать
В биенье сердца мирозданья пульс.

Сей дар причастности, хоть не заслужен

Нисколько, но отпущен был сполна.
Когда в ноябрьские дни долины,
Волнистым, тонким выстланы туманом,
Казались бесприютными вдвойне,
И в ночи летние, когда по краю
Озерных вод, что стыли средь холмов
Печальных, возвращался я домой,
Их бесприютности и дрожи полн,
Та благодать сопутствовала мне.

Когда ж морозы ударяли, день

Сжимался и в окошках теплый свет
Горел зазывно в сумерках – на зов
Я не спешил. Восторг и упоенье
Владели мной. То был счастливый час
Для нас для всех. Как на свободе конь,
Счастливый, гордый, в новое железо

Обутый, и о доме позабыв,

По льду озерному под звон коньков
И ветра свист, носился я. Стремясь
Забаве взрослой подражать, в охоту
Играли мы тогда. Все как взаправду:
Рога трубят, веселых гончих стая
И заяц быстроногий впереди.
Холодный сумрак полон голосов
Звенящих был. Вокруг отлоги гор
Им вторили. И каждый голый куст,
И деревце безлистное, и льдистый
Утес в ответ звенели словно медь.
А отдаленные холмы в пространство
Унылый отзвук посылали. Звезды
Сияли на востоке, и полоской
Оранжевой на западе светился
И постепенно догорал закат.

Порой, когда от шума отдохнуть

Хотелось мне, в уединенной бухте
Узоры я выписывал, любуясь
Звездой какой-нибудь на льду. Когда же
Ватагой шумной, разогнавшись с ветром,
Неслись мы вдаль, и берега во тьме
Вытягивались в линию и тоже
Навстречу нам свой ускоряли бег,
Мне нравилось, отстав, на всем ходу
Остановиться – редкие утесы
Еще неслись навстречу, будто вместе
С землей, что свой заканчивала круг,
И застывали где-то позади,
И я стоял, застигнут тишиной
И скован ею, словно спал без снов.

О вы, явленья чудные на небе

И на земле, видения холмов
И духи мест пустынных! Не напрасна
Была забота ваша обо мне,
Когда, преследуя меня средь детских
Забав – в лесах, пещерах, средь холмов,
На всем вы оставляли отпечаток
Желания и страха, в океан
Земную твердь вседневно обращая,
Кипящий, где как волны набегают
Восторг и страх, надежда и тоска.
В любых занятьях наших, в круговерти
Чудесной зим и весен, я всегда
Следы волнений этих находил.

Мы жили, словно птицы. Солнце в небе

Не видело долин, подобных нашим,
И радости столь шумной и веселья —
Таких не знают, верно, небеса.
И ныне радуюсь, когда припомню
Леса осенние, молочно-белых
Орехов грозди; удочку и леску —
Сей символ упованья и тщеты, —
Что звали нас к источникам средь скал,
От звезд и солнца лето напролет
Укрытых, к водопадам на изломах
Речушек горных. Сладко вспоминать!
И сердцем прежним ощущаю снова
Тот дивный трепет, напряженье то,
Когда с холмов в июльский полдень ввысь
Взвивался змей воздушный, натянув
Свои поводья, словно резвый конь,
Или с лугов подхваченный внезапно
Ноябрьским ветром, застывал на миг
Средь облаков, чтобы потом рвануться
Куда-то и, отвергнутым, на землю
Вдруг рухнуть всею тяжестью своей.

Вы, домики смиренные, нам кров

Дарившие тогда, забуду ль ваши
Тепло и радость, святость и любовь.
Среди приветливых полей какими
Уютными казались ваши кровли!
Каких только не знали вы забот
И не чурались их! Однако ж были
У вас и праздники, и торжества,
И радости простые: вечерами,
Собравшись у каминного огня,
Как часто мы над грифельной доской
Склонялись низко друг напротив друга
И крестики чертили и нули
В баталиях упорных – впрочем, вряд ли
Их удостою описанья здесь.
А то еще вкруг белого, как снег,
Стола из ели, вишни или клена,
Сойдясь за вистом, посылали в бой
Войска бумажные – от настоящих
Их отличало то, что после всех
Побед и поражений не разбиты
И не забыты были, но в поход
В составе прежнем выступали вновь.
Компания престранная! Иные,
К сословью низкому принадлежа,
По прихоти судьбы вдруг возвышались
Едва ли не до трона, замещая
Правителей усопших. Как тогда
Гордыня распирала их – всех этих
Бубен и пик, треф и червей! А нам
Как сладко было всеми помыкать!
Издевкам, шуткам не было конца,
Когда потом, словно Гефест с Небес,
Ниц падали – великолепный туз,
Сей месяц на ущербе, короли
Опальные и дамы, коих роскошь
Сквозь тлен еще светилась. За окном
Меж тем шел дождь, или мороз жестокий
Все пробовал на зуб, и лед, ломаясь
На озере близ Истуэйта, порой,
К воде сползая, долы и холмы
Протяжным звуком оглашал, похожим
На вой изголодавшихся волков.

И тщательно припоминая здесь,

Как дивною наружностью Природа
Меня пленяла с детства, занимая
Мой ум величием и красотой
Своих созданий, и пристрастье к ним
Старалась пробудить, все ж не забуду
О радостях иных – происхожденье
Их мне неведомо: как временами
Средь шума и тревог я ощущал
Вдруг чувства новые – святой покой
И тишину – и словно сознавал
Свое родство со всем, что на земле
Живет и дышит, и внезапно вещи
По-новому мне открывались, будто
Спешили донести простую весть
О том, что жизнь и радость суть одно.

Да, отроком еще, когда земля

При мне раз десять свой свершила круг,
К чудесным сменам приучая ум,
Я Вечной красоты уж замечал
Присутствие и часто по утрам
Вдыхал ее, как вьющийся туман
Долины, и в недвижной глади вод,
Берущих цвет у тихих облаков,
Ее, казалось, созерцал лицо…