Волшебный корабль

Полночь – вовсе не время уходить с осеннего бала; увы, Малта (как ни трудно было ей даже про себя в этом признаться!) не решалась перегибать палку. Если она позволит себе слишком многое – пожалуй, разойдется не только мать, но и сама бабушка. А кроме того, вскоре после полуночи начиналось официальное представление гостей, и это событие определенно не входило в число тех, на которых Малте непременно хотелось присутствовать, – ибо вполне могло кончиться форменной жутью. Малте было всего семь, когда одному представителю Дождевых чащоб вздумалось ради этого самого представления снять с лица маску. Лучше бы он этого не делал! Малта увидела перед собой существо, которое при рождении, вероятно, было человеческим дитятей, но потом начало расти и вышло из положенных человеку пределов, обзаведшись явно лишними костями и складками плоти, где могли таиться некие нелюдские органы. Малта, помнится, едва на ногах устояла, когда дедушка Ефрон соприкоснулся с ним руками и назвал его братом. И даже более того – дал ему право представлять всю их семью! Много ночей после этого Малте снились кошмары на тему уродца из чащоб. Она просыпалась и утешала себя мыслью о том, какой ее дедушка храбрый: с ним ей никакие монстры не страшны.

Да, но теперь-то дедушки с нею не было. И она повторила вознице:

– Смотри! Ровно в полночь!

Тот весьма многозначительно посмотрел на убогие монетки в ладони.

– Не изволь сумлеваться, юная госпожа, – ответил он ядовито и тронул лошадь.

Перестук копыт клячи растворился в тихой ночи, и Малта на секунду испытала сомнение. Что, если кучер не вернется? И как это она пойдет домой в темноте? И особенно – в длинном платье и туфельках… «Нет-нет, не думать об этом!»

Ничто не имело права испортить ей сегодняшний праздник.

Между тем к залу Торговцев одна за другой подкатывали кареты. Малта уже бывала здесь, и не один раз, а много, но сегодня здание показалось ей выше и величественней прежнего. Факельные отсветы окрашивали мрамор в теплые тона янтаря. Из каждой кареты высаживались представители старинных семейств – кто целыми кланами, кто парами, и все наилучшим образом разодеты. Роскошные платья женщин мели подолами по мостовой. У девочек в волосах были последние осенние цветы, а маленькие мальчики выглядели невозможно чистенькими и причесанными. Что же касается мужчин…

Некоторое время Малта стояла в сторонке, прячась в тени, и с необъяснимой жадностью наблюдала, как они выходят из экипажей либо спрыгивают с седел. Отцы и деды семейств, впрочем, ее внимания не привлекали. Малта провожала глазами молодых женатых мужчин. И тех, в ком угадывалась великолепная и многообещающая незанятость.

Она следила за тем, как они прибывают и идут внутрь зала, – и дивилась все больше. Каким образом женщина среди столь многих выбирает себе суженого? Откуда ей знать, что именно этот мужчина – тот самый, единственный? Насколько все они кажутся хороши – и тем не менее на протяжении всей жизни женщина называет своим лишь одного, ну, может быть, двоих – если рано овдовеет и сможет еще родить детей новому мужу. «Наверняка каждой женщине любопытно, что же собой представляют другие мужчины, – подумала Малта. – Но если жена в самом деле любит мужа, вряд ли она желает удовлетворить свое любопытство и остаться вдовой. И все-таки есть в этом установлении нечто несправедливое».

…А вот подъехал на вороном коне Роэд Керн. И до того резко осадил скакуна, что копыта вороного отбили по мостовой громкую дробь. Волосы Роэда падали ему на спину блестяще-черным потоком, широкие плечи так и распирали отлично скроенный сюртук. У него был хищный нос и узкие губы, и Дейла всякий раз содрогалась, заговаривая о нем. «Ой, он такой жестокий!..» – со знанием дела говорила она, а когда Малта пыталась выяснить, в чем именно состоит его жестокость, подруга лишь таинственно закатывала глаза. И Малта буквально помирала от ревности: как так, Дейла знает, а она – нет!

Брат Дейлы частенько приглашал друзей отобедать, и среди прочих к нему приходил Роэд. «Ну почему, почему у меня нет такого брата, как Сервин? Который ездил бы охотиться и приводил в дом замечательных гостей… Почему мой старший брат – этот никчемный Уинтроу с его дурацкой набожностью и коричневыми балахонами? У него даже борода не растет». Малта с тоской провожала взглядом Роэда, широко шагавшего ко входу в зал. Вот он вежливо посторонился, отвешивая глубокий поклон и пропуская вперед себя чью-то молодую жену… Мужу, как отметила Малта, галантность Роэда пришлась не слишком-то по душе.