…Усилие, потребовавшееся для обуздания слабости, даже заставило его слегка скривить губы, но все же он выпрямился и наконец посмотрел на Другого.
Тот ждал. И ему, кажется, было наплевать, кто перед ним. И глаза их находились примерно на одном уровне, потому что они были почти одного роста. Пират испытал странное облегчение оттого, что легенды оказались настолько правдивы. Эти перепончатые пальцы на руках и ногах… рыбьи зенки в хрящеватых глазницах… плотная чешуйчатая кожа на теле. То бишь все в точности так, как Кеннит и ожидал. Тупорылая, лишенная волос голова не принадлежала ни человеку, ни рыбе. Угол челюсти располагался пониже ушных отверстий, так что пасть запросто могла вместить голову человека. За тонкими губами угадывались ряды мелких острых зубов. Плечи сутулились, обвисая вперед, но осанка существа говорила отнюдь не о вялости, скорее наоборот — о животной силе. Другой был облачен в одеяние вроде плаща, бледно-лазурного и сотканного столь искусно, что отдельные нити были немногим заметней прожилок на цветочном лепестке. Плащ облегал тело Другого, словно стекающая вода… Да! Все именно так, как Кенниту доводилось читать… За исключением одного.
Для капитана полной неожиданностью явилась его приязнь к этому созданию. Зловоние?… Должно быть, мерзость, которую он только что ощущал, порывом ветра донесло совсем с другой стороны. Запах Другого был запахом сада в цвету, его дыхание отдавало букетом дорогого вина, а в непостижимых глазах таилась бездонная мудрость. Кенниту захотелось понравиться дивному существу. Заслужить его одобрение. Чем? А хотя бы своим великодушием и умом. Ах, как хотелось бы, чтобы Другой стал думать о нем хоть чуточку лучше…
За спиной капитана глухо прошуршали по песку шаги подошедшего Ганкиса. Чужой чуть отвлекся, взгляд рыбьих глаза, неподвижно созерцавших Кеннита, на мгновение скользнул прочь… и этого мига хватило, чтобы наваждение растаяло. Поняв, что произошло, Кеннит едва не подпрыгнул. Потом скрестил на груди руки, дабы сработанная из диводрева личина как можно плотнее вжалась в его плоть. Оживший или еще не оживший, но амулетик, похоже, все-таки сработал. Не дал колдовству чужака совсем уж опутать сознание. Ладно! Теперь, когда он сообразил, что на уме у Другого, тот хоть в лепешку разбейся, а волю его не согнет.
И вот их взгляды снова скрестились, но Кенниту более ничто не мешало видеть истинное обличье Другого. Это было холодное, чешуйчатое порождение морской бездны. И оно, кажется, смекнуло, что Кеннит сумел одолеть навеянный им морок. Во всяком случае, когда оно набрало воздуху в особые мешки позади челюстей и заговорило, как бы отрыгивая слова, пирату послышался в его голосе некий оттенок сарказма.
— Добро пожаловать, путешественник. Ты искал, и я вижу, что море щедро вознаградило тебя. Желаешь ли ты сделать добровольное приношение и выслушать прорицателя, который объяснит смысл найденного тобой?
Так бы стали разговаривать скрипучие немазаные ворота. Кеннит про себя оценил то усилие, которое, должно быть, потребовалось этому существу для овладения столь мало подходящей для него человеческой речью, и испытал невольное восхищение. Однако другая, более жесткая и заскорузлая часть его существа тотчас отмела это восхищение, ибо на самом деле необыкновенное достижение Другого было, конечно, простым актом услужливости. Даже раболепия. Вот оно стояло тут перед ним, это создание, во всех отношениях чуждое человечеству. Стояло, между прочим, на своей собственной территории. И, тем не менее, прислуживало ему, Кенниту. Говорило, как могло, на его языке. Просило подачку в обмен на свое предсказание…
Возникал только вопрос: коли все так, коли оно действительно признавало его своим господином… откуда в нечеловеческом голосе эта беспокоящая нотка насмешки?
Эта мысль была лишней, и Кеннит досадливо отбросил ее. Взявшись за кошелек, он вытащил две золотые монеты — освященное обычаем «добровольное приношение». Что бы он там ни плел только что простодушному Ганкису — на самом деле Кеннит произвел определенные разыскания, выясняя, какого именно приношения будет ждать от него Другой. Госпожа Удача не любит, когда ее застигают врасплох. Ей нужно, чтобы все было как следует приготовлено…
Так что капитан был готов. Он глазом не моргнул, когда вместо того, чтобы протянуть руку-лапу, существо высунуло длинный сероватый язык. Кеннит, не дрогнув, опустил на него свои монеты. Язык мгновенно втянулся назад в пасть. Проглотило оно золото или сотворило с ним еще что-нибудь — сказать было невозможно. Так или иначе, приняв подношение, Другой отвесил Кенниту короткий деревянный поклон — и разгладил перед собой полукруг песка, приглашая пирата разложить найденное на берегу.