Волшебный корабль

— Пока тебя не было, мне почти удалось припомнить… нечто совсем другое. Это было вроде как ветер, дующий в лицо, но сильней, гораздо сильней… Я мчалась так быстро, причем по своей собственной воле… Мне почти удалось вспомнить, как я была… кем-то. Но не Вестритом. И вообще это не имело ничего общего с тем, что я видела в жизни… Это было так страшно! Но… — Тут она снова замолкла, раздумывая, рассказывать ли о том, что ей не хотелось признавать. Но потом решила говорить правду: — Но, кажется, мне понравилось… тогда. А теперь… Это, наверное, то, что люди называют ночными кошмарами… Вот только мы, живые корабли, не спим, а потому мне и проснуться толком не удавалось… Змеи в гавани, Уинтроу… — Теперь она говорила тихо и торопливо, пытаясь втолковать ему все сразу. — В гавани их не видел никто, кроме меня. Теперь никто не оспаривает по крайней мере ту белую, что за мной следует. Но были и другие… множество… в донной грязи порта… Я пыталась рассказать о них Гентри, но он мне посоветовал не обращать внимания. А я не могла, потому что они некоторым образом навевали мне сны, которые… Уинтроу?

Он не ответил. Он, оказывается, задремал, пригревшись на солнышке. Кто бы осудил его за это — после тех-то страданий, что выпали на его долю?…

И все-таки ей сделалось обидно. Ей было необходимо излить душу, иначе, как ей казалось, недолго было и свихнуться. Увы, никто не желал прислушаться к ее словам… Вот и Уинтроу опять был на борту, но одиночество от этого не прекращалось. Проказница подозревала, что он каким-то образом закрывается от нее. И опять она не могла ни осудить его за подобное поведение, ни притвориться, будто ей не обидно. Ее разбирал гнев — но не против кого-то конкретно, а так — вообще. Ее создало семейство Вестритов, оно сделало ее такой, какой она была, оно породило в ней эти нужды. И тем не менее со времени пробуждения она ни дня не провела в обществе радостного, добровольного спутника. А тут еще Кайл по самые трюмные крышки набил ее страданием и горем — и требовал, чтобы она шла по курсу весело и охотно, а сам перестал пускать к ней Уинтроу!.. Это было несправедливо…

Звук торопливых шагов по палубе оборвал течение ее мыслей.

— Уинтроу! — окликнула она мальчика, желая предупредить его: — Твой отец сюда идет!

— Ты так на мель скоро сядешь! — рявкнул Кайл на Комфри, стоявшего у руля. — Не можешь курс удержать?!

Комфри искоса, опасливо на него посмотрел…

— Никак нет, кэп, не могу. Рыскает — и хоть ты что хочешь!

— Не вали на корабль, если справиться не можешь! У всех в этой команде руки крюки, и все на судно кивают! Надоело, в конце концов!

— Так точно, кэп, — вытянулся Комфри. Он смотрел прямо перед собой. Вот он снова двинул штурвалом, пытаясь подправить курс… «Проказница» отреагировала так вяло и медленно, как если бы у нее за кормой тащился плавучий якорь. Да тут еще Кайл заметил в ее кильватерной струе морского змея, всплывшего на поверхность. Гадина, казалось, во все глаза пялилась прямо на него…

Кайл почувствовал, что начинает медленно, но верно приходить в ярость. Еще немного — и он сорвется. В самом деле сорвется! Он был далеко не слабак; что бы ни послала ему судьба — он был готов принять вызов и побороться. Неблагоприятная погода, кляузный груз, любая череда неудач — все это мелочи, неспособные поколебать его душевное равновесие. Но тут было что-то новенькое. Те, кого он тщился облагодетельствовать, показывали открытое неповиновение! «Нет уж, с меня хватит!»

Са свидетель: что касается мальчишки — он пытался. Он честно пытался! Чего еще мог потребовать от него его сын?! Он же весь этот гребаный корабль ему предлагал — только наберись мужества да возьми! Так нет же. Маленькому поганцу понадобилось в Джамелии удрать с борта и заработать себе на рожу наколку раба!

И тогда Кайл на него попросту плюнул. Он доставил его назад — и отдал на милость кораблю. Не это ли Проказница называла своей первейшей жизненной необходимостью? Он и велел вытащить мальчишку на бак, как только гавань осталась далеко позади. Кажется, чего тебе еще надо? Удовлетворись и иди вперед, как положено! А вместо этого хренова посудина еле ползет, переваливаясь с боку на бок и порываясь вообще вылезти за фарватер… Мало того что собственный сын заставил его краснеть со стыда, так еще и корабль этим же занялся?!