Волшебный квартет

Путники с большим удовольствием провели день у старухи Нэн, а вечером, выставив дозорного, рано улеглись спать, чтобы получше отдохнуть и утром пораньше тронуться в дорогу. Правда, аббат все время жаловался на ужасный зуд в заживающих ранах, проклиная Шишковатого с его мазью, но похоже было, что он снова полон сил и рвется возобновить путешествие.

— Сколько еще идти до храма? — спросил он Нэн.— Чарлз сказал, что ты разговаривала со священником, который там живет.

— Самое большее два дня,— ответила она.— И дорога хорошая. Да, я говорила со священником, но только один раз, да и то очень мало. А почему ты о нем заговорил?

— Мы надеемся,— сказал аббат,— что он располагает кое-какой информацией, которая нам необходима.

— Я не спрашивала вас о цели вашего опасного паломничества,— сказала она,— и не хочу совать нос в ваши дела. Но это, наверное, какая-то важная для вас цель.

— Она для нас жизненно важна,— подтвердил аббат.— Может быть, она жизненно важна для самой Церкви.

На следующее утро они двинулись в путь. Старуха Нэн отправилась с ними, а сзади робко плелся тролль.

День выдался погожий. Лес был одет в мягкую, нежную весеннюю зелень, а землю под деревьями сплошь покрывал ковер диких цветов. Никаких троп в лесу не было. Нэн шла впереди, остальные следовали за ней, благодарные за то, что она взялась их вести, потому что никаких ориентиров в лесу не было.

Нечисть не показывалась. «Неужели мы наконец от нее оторвались?» — думал Харкорт, но старался отгонять от себя эту мысль и держаться постоянно настороже. Однако за весь день они никого не повстречали.

Аббат держался на удивление хорошо. Харкорт и Шишковатый постоянно поглядывали на него и то и дело устраивали привалы, чтобы он мог отдохнуть, а он ворчал: «Знаю я вас. Нечего со мной нянчиться»,— но более категорических протестов не высказывал, и Харкорт подозревал, что он только благодарен им за эти привалы.

На ночлег они остановились под деревьями у родника, который бил из земли у самого подножия небольшого пригорка. Нэн и Шишковатый принялись готовить еду. Харкорт немного поднялся по склону пригорка и сел, прислонившись спиной к огромному дубу и внимательно поглядывая по сторонам, не покажется ли Нечисть.

Через некоторое время он услышал шорох сухих листьев, обернулся и увидел, что это Иоланда. Она подошла и села рядом.

— Мой господин,— сказала она,— ты чем-то озабочен. Ты был озабочен весь день. Могу ли я чем-нибудь помочь?

Он покачал головой:

— Нет, я ничем не озабочен. То есть ничем особенным. Сегодня все шло слишком хорошо, это-то мне и не нравится.

— Тебе не нравится, когда все идет хорошо?

— До сих пор мы с боем пробивали себе дорогу в этих местах,— сказал он.— Ну, может быть, не совсем с боем, потому что большую часть времени от кого-нибудь убегали. Убегали и попадали из огня да в полымя. Мы постоянно чувствовали, что за нами кто-то гонится. А сегодня это была просто какая-то прогулка.

— У тебя слишком много забот,— сказала она,— Ты ни на минуту не даешь себе о них забыть. Все время носишь в себе. Ни с кем не хочешь делиться. Расскажи мне хоть об одной из своих забот. Освободись от нее, раздели со мной.

Он рассмеялся:

— Только об одной, и больше ты не будешь ко мне приставать?

Она кивнула.

— Ну, хорошо,— сказал он.— Только об одной, не больше.

Сразу же, как только он произнес эти слова, в голове у него всплыла мысль, которая постоянно его грызла, хоть он и не отдавал себе в этом отчета. Мысль, которую он отгонял всеми силами и которая только сейчас возникла из глубин его подсознания.

— Помнишь ту ночь, что мы просидели в болоте на куче камней? — спросил он.— Когда мы с Шишковатым забрались на самую верхушку, чтобы оглядеться?

— Помню. Это было неосторожно, вы рисковали жизнью. Туда подниматься было опасно.

— Когда мы снова спустились,— продолжал он.— Шишковатый рассказал вам, что мы там нашли. Скелет великана, распятого на сколоченном наспех кресте из кедрового дерева и прикованного к нему цепями. Вы с аббатом слушали, но не слишком внимательно, как будто это пустяк, всего лишь еще один случай в пути. Да и Шишковатый не придал этому особого значения.

— И правильно. Никакого особого значения это не имеет.

— Но как ты не понимаешь? Ведь тот великан умер на кресте.

— Я помню, ты сидел ужасно мрачный, когда Шишковатый об этом рассказывал.

— Тогда, может быть, я не прав?

— А может быть, и прав, только я не понимаю. Скажи мне, что тебя так беспокоит? Не мог же ты пожалеть великана. Ты их не жалеешь. Мой отец рассказывал, как тогда, на стенах замка, ты осыпал их ударами и выкрикивал проклятья, убивая одного за другим.

— Нет, дело не в великане,— сказал Харкорт,— хотя он, наверное, умер мучительной смертью. Должно быть, от жажды. Его приковали там и бросили, и он высох, как лист, упавший с дерева.

— Но если дело не в великане, то в чем же?

— В кресте! — выкрикнул он.

— В кресте?

— На кресте умер наш Спаситель.

— Ну и что? С тех пор еще многие умерли на кресте.