Волшебный локон Ампары (сборник)

В павильоне было уютно. По стенам и потолку круглого помещения вилась мощная ветвь какой-то неизвестной Кир-Кору лианы с рыхлыми гроздьями мелких, как у бальджуанской гречихи, белых цветков. Возвышение у стены, обращенной к озеру, занимала ратановая мебель: овальный стол на восемь персон и соответствующее количество искусно сплетенных легких кресел. Справа – тоже на возвышении – лоснился глянцем музыкальный синтезатор, закамуфлированный под старинный белый рояль; слева торчал типовой терминал по соседству с типовым дачным баром, в двух шагах от которого светился, играл мерцанием, иногда поворачивался вокруг оси, помигивая сменой изображений, многоцветный видеококон.

Чтобы не мешать эварху, Кир-Кор бесшумно подсел к столу, приготовился ждать. Видеококон лопнул, обнаружив под угасшим фантомом радужной скорлупы мягкое кресло и сидящего в нем Михаила Полуянова с забинтованной головой. Михаил ел какую-то розовую массу, вычерпывая ее ложкой из металлического фиала; ел без аппетита, морщась то ли от отвращения, то ли от боли. Розовая капля упала на его белоснежную латиклавию, целомудренно украшенную двумя синими полосками, сбегающими от плеч к подолу, – не замечая этого, Михаил продолжал скрести ложкой металл.

– Помочь? – спросил Кир-Кор.

Эварх вскинул на него вопрошающий взгляд:

– В смысле?..

– Хочу попытаться унять твою боль. Если позволишь.

– Моя боль такого рода, что лучше ее не трогать. Ты был в госпитале? Как там у них?

– У каждого по-разному… Но главное – критическая точка позади. Как на Форуме? Ледогоров в каком состоянии?

– В активном, спасибо. Только что отзвучало его приподнято-бодрое обращение к участникам Большой Экседры. Когда я гасил видеококон, речь держал спикер Форума Юрмед Вертоградов.

– Я помешал тебе следить за полемикой? – обеспокоился гость. – Извини…

– Суть предложений фундатора такова, что мне не нужно следить за реакцией зала – она предсказуема.

– В чем же суть? Если не секрет, конечно.

– Не секрет. – Полуянов снова поморщился. – Хочешь чего-нибудь съесть? В холодильном отделении бара я обнаружил неограниченные запасы клюквенного фраппе.

Кир-Кор ясночувствием уловил, что у эварха задета система тройничного нерва – Михаила мучили приступы боли в районе темени и виска.

– Благодарю, я сыт. После собеседования с юристами и представителями МАКОДа я имел честь отобедать в обществе офицеров эсбеэсэс.

– Пока ты приятно беседовал и безопасно обедал, мы с помощью аэрокранов приводили в порядок верхушку «Ампариума», двадцатый этаж, – сообщил Михаил. – Восстановили звезду, мачты связи… А стеклянную панель с голозадым дуэтом по просьбе фундатора вынули целиком и перенесли в госпитальную оранжерею.

– Я знаю.

– Наведывался?

– Нет. С какой стати?

– Что ж так?

– Теперь к ним пусть наведывается Мировой Трибунал.

– Раньше Трибунала к ним наведается Департамент по делам социального обеспечения.

– Пенсионный отдел, – добавил Кир-Кор.

– Угадал. Теперь они – инвалиды пространственного катаклизма в сидерической стадии развития цивилизации. Пока не вызволят их из стекла, никаким трибуналам они, сударь мой, неподсудны, вот ведь в чем дело.

– Медики и физики что-нибудь придумают, – уверенно предположил Кир-Кор. – Уж как-нибудь извлекут.

– Прогноз физиков оптимизма не вызывает, – возразил эварх. – По их мнению, на границе стекла и плоти возникла и продолжает быть какая-то топологическая аномалия. Все там перемешалось на субмолекулярном уровне. Скажи честно, как у тебя это получается?

– Не знаю. Но в тот момент я испытывал сильное, острое чувство… С большим зарядом возбуждающей энергии. Я не знал, что смогу на кого-нибудь так… так…

– Гневаться, – подсказал Михаил.

– Нет, не то. Я знаю, что такое гнев у землян. Это что-то ужасное – буйное и слепое… Я не был слепо гневен, потому что в тот момент я их презирал.

– Это, наверное, еще хуже.

– Да, страстно и горячо презирал! Но почему это хуже?

– Когда у нас говорят о презрении, обычно сопровождают его эпитетом «ледяное», – заметил эварх.

– Возможно, мое было смешано с возмущением?.. – Неуклюжесть собственных объяснений смутила Кир-Кора. – Такое странное, сильное, острое чувство внове для меня.

– Старая штука смерть, а каждому внове… – угрюмо произнес Полуянов.

– Не понял… Ты это к чему?

– Ни к чему. Просто пришла на ум фраза Тургенева. Мало ли что иногда приходит на ум. «Как хороши, как свежи были розы».

– Ну, а… все-таки? Если откровенно?..

– Откровенности захотел? Ты испытывал классический гнев, свойственный землянину, однако не хочешь в этом признаться даже самому себе. Испытывать возмущение, гнев не зазорно, грагал. А вот обращаться с холодным презрением следует куда осторожнее.

– Но я говорил о горячем! Маракас…

Эварх не ответил – приступ боли согнул его в кресле. «Возьму еще один грех на свою тотально виноватую перед МАКОДом душу», – решился наконец Кир-Кор. Скрытно возбудил натруженное за день ясночувствие и сделал несколько пси-волновых уколов в ствол воспаленного нерва.