Волшебный локон Ампары (сборник)

Кир-Кор на секунду опешил.

– Чепуха!.. – проговорил он. – Мой мозг абсолютно свободен, эвархи, уверяю вас.

– Определенная часть мозга могла быть заблокирована специальным кодом запретительного характера, – отмахнулся хальфе.

– Хотите сказать, что в моем подсознании таится некая скрытая от меня самого информация?! Но зачем… кому понадобилось?..

– Тому, кто кодировал. И очень важно было бы определить сейчас настоящего автора этого действа…

– Урулок? Ампара?

– Икс? Игрек? Зет?.. – продолжил хальфе.

– Я вынужден прервать этот диспут из-за его очевиднейшей некорректности, – вмешался фундатор. – Успокойся, грагал, совершенно не обязательно инициировать себя нашими подсказками, которые, скорее всего, ровным счетом ничего не смогут тебе подсказать.

Кир-Кор обвел взглядом полукружье философов. Слабо улыбнулся в ответ на ободряющий кивок Драгана Данковича – старинного своего приятеля, эварха девидеры «Матица Световидов» Моравского экзархата. Всем своим видом этот худощавый, жилистый человек словно бы говорил: «Плохи дела, грагал, но держись. В любом случае можешь рассчитывать на мою поддержку».

– Уважаемый фундатор, уважаемые эвархи, – сказал Кир-Кор. – Ничего такого… особенного я в себе не чувствую. Разве что удручен вашим ко мне недоверием. Нет-нет, не надо возражать – прошу меня просто выслушать! Вашим недоверием я обязан Планару – действительно странному космофизическому объекту. Не скрою, этот объект сразу и сильно возбудил мое любопытство. И как теперь выясняется – не только мое. Когда вернусь восвояси, непременно займусь изучением его природных загадок. Природных, эвархи! Нек деус интерсит! [6] Именно в этом, если угодно, суть моей точки зрения на Планар и оценка, если хотите, моего теперешнего психофизического и физиологического самоощущения. И дабы не повредить объективности зреющей в ваших умах оценки искренности стоящего перед вами грагала, я готов прямо здесь, сейчас, настроиться на ретроспективную пиктургию и показать вам наиболее существенные фрагменты моего ознакомления с Планаром. Если вас устраивает такого рода контрдовод – скажите, и я начинаю. – Кир-Кор сложил на груди руки и застыл в ожидании.

– Ультима рацио регис [7], – сказал левитатор.

– Ультима рацио либертатис [8], – ввел поправку Кир-Кор.

– Я ожидал от нашего гостя такого решения и боялся его, – сказал Ледогоров. – Конечно, посредством ретропиктургии можно устранить возникшую проблему, но… ценой огромного биоэнергетического напряжения. По сути дела, мы обрекаем грагала на исповедь методом спринтерских усилий на марафонской дистанции…

– Я опасаюсь того же! – с чувством произнес Джугаш-Улья Каганберья и даже подался вперед. – Тем более что этим путем можно устранить проблему, а можно и усугубить!..

– Ничего подобного, – сказал хальфе. – Путь трудный, но безусловно результативный.

– Лучший способ, – кивнув, поддержал коллегу эрил Гулиэвг. – В неторопливом словесном общении степень откровенности собеседника действительно не всегда поддается контролю. В ретроспективной пиктургии наоборот – все самые яркие, а значит, элитно-существенные впечатления скрыть невозможно.

– Все так, – проговорил региарх, – но метод безжалостен. Правильно дал понять нам фундатор, это потребует от грагала чрезмерных затрат психической энергии и биоэнергии вообще. Нас сейчас слишком много.

– Я готов, – повторил Кир-Кор.

– Нет! – громко сказал, почти выкрикнул, верховный пейсмейкер и решительно-быстрым движением вскинул ладонь. – Я против! Совесть не позволяет мне согласиться, чтобы ретропиктургическую исповедь грагала узурпировал нуклеус! О Планаре должны иметь полное представление все участники Большой Экседры!

– Затраты биоэнергии грагала возрастут, как минимум, втрое, – сказал Олег Владимирский-Люпусов. – Впрочем, здесь меня легко упрекнуть в преувеличенном оптимизме…

У Кир-Кора опустились руки. Он постоял, осмысливая новую ситуацию.

– Хорошо, – сказал он, – я согласен. Постараюсь показать Планар на Большой Экседре.

Заприметив реакцию Ледогорова (тот поморщился, провел ладонью по лицу), Кир-Кор понял, что совершил серьезную ошибку.

– Другое дело! – с удовлетворением сказал гроссмейстер, и сливоцветный глаз его омаслился. – Это совсем другое дело…

– Отговорите грагала, эвархи! – спохватившись, воскликнул философ, стоящий между снежнобородым ариархом и черным, как эбеновое дерево, унди-набой. Скрытый мешковиной торс философа венчала крупная, типично сократовская голова. Сократоголовый ткнул пальцем вверх и в гневном (это было заметно) порыве шагнул вперед, отшвырнув босой ступней мешавшую ему циновку.

«Какая экспрессия!» – восхитился Кир-Кор.