Эта последняя, невероятно трудная работа была необходима, чтобы придать пуншу способность делать все наоборот, выполнять все желания шиворот-навыворот, а не в прямом смысле.
Инструкция гласила:
Сначала ни Бредовред, ни Тирания не знали, как расшифровать эту инструкцию. Но они знали, что и читать, и говорить на трансгалактическом можно, лишь находясь в четырехмерном пространстве. Так что выхода не было — колдун и ведьма отправились в четырехмерное пространство.
А оно существует не где-то далеко, а прямо тут, в том месте, где мы находимся. Просто мы его не воспринимаем — ведь наши глаза устроены с расчетом на трехмерное пространство.
Тирания, будь она одна, ничего не придумала бы, но ее племяннику был известен способ перемещения из трехмерного пространства в четырехмерное.
Он извлек откуда-то медицинский шприц и маленький причудливой формы пузырек, в котором булькала бесцветная жидкость. «Люциферский Сатанинский Допинг» было написано на этикетке.
— Вот это нужно ввести в кровь, — сказал Бредовред.
Тирания кивнула:
— Наконец-то я вижу, мое золотко, что не напрасно платила денежки за твое обучение. А ты испытал на себе действие этого вещества?
— Да, тетя, было такое. Пару раз. Я, знаешь ли, совершал с его помощью небольшие такие путешествия… Отчасти с исследовательской целью, ну и ради удовольствия.
— Тогда — в путь!
— Погоди, тетя. Я должен предупредить тебя, что это путешествие небезопасное. Очень важно правильно рассчитать дозу.
— Что ты хочешь сказать?
Бредовред усмехнулся так, что ведьме сделалось очень, очень не по себе.
— Я хочу сказать, милая тетя Тираша, что мы с тобой можем очутиться неизвестно где. Если доза будет хоть чуточку меньше, чем надо, ты, тетя, провалишься в двухмерное пространство. А там ты станешь совершенно плоской, как кинокадр. Задней стороны — и той у тебя не будет, один перед останется, вот какой ты сделаешься плоской. А главное, без посторонней помощи ты не сможешь вернуться обратно. И придется тебе навсегда — понимаешь? — навечно остаться двухмерной плоской картинкой, бедная ты моя старушенция. Если же доза окажется слишком большой, ты улетишь в пятимерное или шестимерное пространство. А там, в пяти и шести измерениях, творятся такие диковинные вещи… Ты и сама-то забудешь, из каких частей когда-то состояла. Вот и вернешься обратно не вся, а только частично. Или обретешь новый облик — твои части могут сложиться по-новому, кто его знает, как… Да и вернешься ли вообще?
В течение нескольких минут колдун и ведьма молча глядели друг на друга.
Тирания знала, что до поры до времени племянник нуждается в ее помощи. Пока катастро-фанархисториязвандалкогорючий кунштюк-пунш не готов, Бредовред у без помощи тетки было не обойтись. И Бредовред знал, что она это знает.
Оба усмехнулись одинаковой зловещей усмешкой.
— Хорошо, — с расстановкой заговорила Тирания. — Уверена, ты сделаешь все стопроцентно правильно. Я целиком и полностью полагаюсь на твое себялюбие, золотко.
Бредовред наполнил шприц бесцветной жидкостью. Они с теткой отвернули рукава на левой руке. Бредовред тщательно отмерил количество препарата и сделал инъекции — сперва тетке, затем себе.
И вот их очертания задрожали, начали расплываться, вытягиваться в длину и в ширину, еще миг — и колдун с ведьмой исчезли. И в этот же миг в чаше из Холодного пламени начали твориться поразительные вещи…
— Ты говоришь, я гений? — вдруг заговорил Якоб. — Охо-хо, хорош гений, ничего не скажешь! Так бы и ощипал себя всего за эту дурацкую гениальную идею. Никогда в жизни не буду больше размышлять — клянусь! Не сдержу слова — значит, не взлететь мне в небо до конца моих дней. Одни неприятности от размышлений, честное слово.
Но Мориц не слышал — он залез еще выше и сидел теперь под самой крышей колокольни. Крыша была крутая, почти отвесная.
— А ведь и вправду заберется, — сказал Якоб. — Ох, чтоб мне перелинять, ведь заберется, вот головорез!
Якоб собрал последние силенки и полетел вслед за котом, однако из-за темноты нигде его не увидел. Ворон сел на каменную голову трубящего в трубу ангела-глашатая Страшного суда и огляделся по сторонам.
— Мориц! Мориц, где ты? — закричал он. Ответа не последовало.
И Якоб в отчаянии прокричал в темноту: