Начало декабря. Темная, дождливая ночь. Я сижу, прислонившись головой к окну двухэтажного автобуса, и смотрю, как по стеклу стекают капли дождя. Я студентка магистратуры, возвращаюсь домой после занятий. Автобус на мгновение останавливается, и капли на стекле вспыхивают оранжевым светом. В них отражается свет от люстр в окнах гостиной на втором этаже одного из элегантных домов Георгианской эпохи на холме. В окне я вижу силуэты женщины в платье, мужчины с бокалом вина и еще нескольких человек, оживленно беседующих и смеющихся. Эта сцена напоминает иллюстрацию из книги сказок, а я – словно читатель, не могу войти в эту книгу и принять участие в общем веселье. Не знаю, связано ли тягостное ощущение в животе с голодом или с тоской. Не по гостиной в георгианском стиле и не по люстрам, а просто по человеческому общению. В тот год мне было страшно одиноко. Я с головой ушла в учебу и почти ни с кем не общалась за пределами университета. Парня у меня тоже не было, и я была вынуждена на всем экономить. Казалось, всё вокруг в этом прекрасном городе времен Римской империи изо всех сил старалось напомнить мне о приближающемся Рождестве, будто бы часы, отмеряющие обратный отсчет. Коллеги после работы спешили на рождественскую ярмарку, чтобы попить глинтвейна; друзья – за покупками, и все рестораны заполнили люди в праздничных шапочках и с шампанским в руках. А я почти все свое время проводила в книжном магазине.
Семестр подходил к концу, и вот однажды на занятии по переводу одна из моих одногруппниц-японок расплакалась. За ней – остальные. Сквозь слезы они нехотя признавались в том, как скучают по своим семьям. В тот момент я впервые осознала, что и они, как и я, бродили по улицам того же города, испытывая схожие с моими ощущения. Только их тоска по дому была, пожалуй, еще сильнее моей – ведь их от семей отделяли тысячи миль.
На следующие выходные я пригласила их всех в родительский дом. Мы пекли рождественское печенье, ели жаркое и смеялись – больше, чем когда-либо, с самого начала семестра. Оглядевшись, я осознала, что не одинока, и это чувство солидарности изменило все. Я наконец осознала, что мне недостает общения, и нашла других людей, которые испытывали ту же потребность.
Каролин Абрамс, директор благотворительного фонда Age UK, так говорит об одиночестве:
«Одиночество – это то чувство, которое люди испытывают, когда реальные отношения не соответствуют их представлению о том, какими они должны быть. Когда это чувство не проходит, оно способно негативно влиять на наше благополучие и качество жизни. Испытывать его можно на любом этапе жизни, но обстоятельства, способные его вызвать, зависят от возраста: для молодых людей таким фактором может стать окончание учебы, для старшего поколения – потеря супруга или ухудшение состояния здоровья».
Иногда из-за сильных изменений в жизни мы можем некоторое время испытывать душевный дискомфорт. Вот что говорит иллюстратор Сэм Гудлет:
«В свое первое Рождество после расставания с мужем я была совершенно разбита. Я была одинока и жила у брата. На обед я разогрела замороженную пиццу и съела ее в одиночку, стараясь думать, что это совершенно обычный день. У меня был друг, который уже пережил развод полгода назад. На Рождество я позвонила ему и разрыдалась в трубку. Он был очень добр ко мне и сказал, что все пройдет. Так и вышло».
Есть в нашей культуре некая традиция упрямо замалчивать все, что касается одиночества. К счастью, в последнее время о нем наконец начали говорить. По мнению британского правительства, в котором с 2017 года существует должность министра по проблеме одиночества, для молодого организма одиночество так же вредно, как выкуривать пятнадцать сигарет в день, а ведь это чувство испытывает более трех четвертей населения. В США показатели одиночества за последние сорок лет удвоились: согласно оценкам, около сорока трех миллионов взрослых американцев к сорока пяти годам испытывают клиническую форму одиночества.