Алиция Виссарионовна в темном строгом наряде.
И розовощекая женщина, которая не без труда выбралась из машины. Следом за ней показалась хмурая девочка в белом платьице. Девочка смотрела исподлобья и губы поджимала.
– Моя дочь Ольга, – представила Алиция Виссарионовна женщину. – И моя внучка Алла. Они раздадут детям подарки.
Она отмахнулась от приветствия Матильды Евгеньевны, бросив:
– Стихи, концерты и прочие глупости пусть адресуют Ольге. У нее времени много, и она с удовольствием оценит таланты ваших воспитанников.
Кирилл заметил, как при этих словах Ольгу перекосило.
– Мы же займемся делом. Я дам вам список. Пусть дети, которые в этом списке указаны, соберутся в классе.
Как ни странно, включили и Кирилла.
– Веди себя прилично, – велела Маринка, сопроводив слова крепким подзатыльником. – Матильда тебя живьем сожрет, если ты старуху обидишь.
– Она не старая. – Кирилл подзатыльник воспринял с должным смирением, на Маринку он не обижался.
– Старая. Ты в глаза посмотри. – Маринка вдруг вздохнула: – Кирюха, женщина может скрывать возраст, но глаза выдадут. Не руки, не шея, а именно глаза… по ним все видно…
У Алиции Виссарионовны были глаза уставшего питона.
Кирилл нарочно сел за первую парту, чтобы проверить Маринкину теорию. И заглянул, и взгляд ее, в котором мелькнула искра интереса, выдержал. Алиция Виссарионовна усмехнулась. Она не спешила заговаривать, но обошла класс, останавливаясь перед каждым из избранных, коих набралось почти два десятка. И парни, до того преисполненные уверенности, что сейчас им повезет всенепременно, терялись. Смущались. Отворачивались.
Зря это они. Нельзя отворачиваться, когда на тебя так смотрят, – сожрут.
– Сейчас вам раздадут тесты. Вы их решаете. – Голос у нее оказался громкий, грудной и красивый, пожалуй. – А затем пишете сочинение… скажем, на тему, чего вы хотите добиться в жизни.
Тесты были не сложными, но странными. Кружки, квадраты… лишние фигуры, пропущенные слова… цифры, которые должны продолжить ряд. Кирилл справился быстро. А вот сочинение… нет, его подмывало встать и уйти, но ведь права Маринка: директриса такого точно не спустит.
Чего он хочет?
Вопрос вдруг заинтересовал Кирилла. А и вправду, чего он хочет?
Вырваться, наверное. Вернуться в ту жизнь, которая за оградой, и чтобы родители были живы, только это ведь невозможно, а писать надо о реальных вещах. Старуха со змеиными глазами иных не примет. Она, пожалуй, мечтать вовсе не умеет.
И Кирилл разучился.
Так чего он хочет все-таки?
Жизни другой.
Денег.
Почему? Потому что деньги – это свобода, так Маринка говорит, а она в жизни понимает куда больше сердобольной Галины. Да, денег Кирилл определенно хочет. И чтобы им никто не командовал, наверное, так тоже невозможно, но пускай. Он сам когда-нибудь станет начальником.
Он писал, не особо задумываясь, что именно пишет, но ручкой по бумаге выводил новую свою жизнь, которая была бы не похожа ни на одну из предыдущих.
– Нам ничего не сказали, собрали сочинения, тесты и выставили из класса. – Кирилл лег, несмотря на то что мхи на крыше были влажными. Он сунул руки за голову и смотрел, казалось, исключительно на небо, на звезды.
Жанна тоже смотрела.
И думала, что ей повезло: мама умерла, когда Жанна стала взрослой.
– Ждали две недели… Знаешь, эти две недели многим нервы истрепали. Я не то чтобы дружил с кем-то, напротив, всегда особняком… но тут уже… знаешь, они возненавидели друг друга. Все, кто в классе был. Понимали, что возьмут лишь одного, и каждый хотел к ней. Не столько к ней, сколько вырваться. Да и к ней тоже, воплощенная мечта ведь… богатая тетка… Представляли, как она приедет, возьмет кого-то… сочинили целую историю, что, дескать, у нее сын был, но погиб, вот она и горюет, ищет кого-то похожего. Идиоты.
– Почему?
– Потому что очевидно было, что искала она вовсе не того, кого можно любить. – Кирилл повернулся на бок и, смерив Жанну насмешливым взглядом, пояснил: – Любят просто так. Без условий. Без отбора. А она устроила конкурс… и даже наши воспитательницы шептались, что это неправильно. Только старуха приюту денег дала столько, что… В общем, ненавидели. Каждый смотрел на другого и думал, что этот, другой, конкурент, что взять могут его, увезти на замечательной машине в новую чудесную жизнь.
– А ты?
– А я не думал. Я забыл про нее. Но спустя две недели она вновь объявилась. И устроила собеседование. Из двадцати остались трое. И я в их числе.
Кирилл помнил свое удивление.
Его приглашают на собеседование?
– Не теряйся, – сказала Маринка и, наклонившись, сама поправила воротничок серой рубашки. – Главное, не бойся. Такие, как она, страх чуют. И тех, кто боится, на дух не переносят.
– А ты откуда знаешь?
Он всегда и всем тыкал, сначала в знак протеста, не желая признавать себя частью системы, принимать правила ее, после – по привычке. И Маринка не стала огрызаться: