- Уже выспалась, - не спросил, а скорее просто отчего-то радостно воодушевленно констатировал, дотянулся до стоявшей на столе в изголовье кровати минералки, еще вчера предусмотрительно прихваченной с собой с банкета. По дороге домой он пару раз отхлебнул ее и теперь с похмелья присосался жадно.
Алиса смотрела на содрогающийся от глотков кадык парня, а он косился на ее губы.
К ним после и приник точно так же, с жаждой. Неудержимо, необузданно. Пылко. Горячо. Словно не насытился еще за ночь жаркую, откровенную, неутомимую.
А она опять позволила и даже снова ответила.
Просто потому что стало на все глубоко наплевать. Где первый раз, там возможен и второй. Почему бы и нет? Нечего больше терять. И нечего жалеть тоже. Ничего у нее не осталось. Вся слаженная и понятная жизнь спущена в... тартарары, незатейливые планы и мечты отправлены коту под хвост, а такая чистая, многолетняя, первая, единственная, неповторимая и кажущаяся бесконечной любовь взяла и окочурилась. Вовсе не бессмертной оказалась. Сдохла в агонии и в стонах... похотливых. Во вкусных поцелуях, то порывистых, то тягучих. Растворилась в подернутых грязным серым туманом порочных Пашкиных глазах, вытягивающих из Алисы сладкими конвульсиями оргазма всю её так низко павшую душу.
Да-да, как это не совестно было признать, измена вообще-то оказалась не таким уж и противным действом. Даже весьма-весьма не противным. Скорее - приятным. Очень. Порой доходящего до бесстыдного животного безумия и вспышки сверхновой звезды. До скрючивания пальцев и протяжного стона. Все так по-взрослому. И, главное, всё это с кем! С Пашкой! С Анфискиным братишкой! Кто бы подумал?! С Равликом-Павликом, черт возьми.
Да, именно так его дразнили в далеком детстве девчонки:
«Равлик-Павлик, высунь рожки,
Дам тебе горошки... (картошки), (окрошки)»…
Выкрикивали, прыгали, кривлялись, высовывая языки. Много всякой разной прочей «шки» при этом по случаю удачно рифмовали.
«Мда!», - мысленно вздохнула Алиса. Ну вот, собственно, и пожалуйста вам. Высунул Павлик, мать его, свою рожку, а она ему дала... немножко...
Бьющие прямо в глаза из незашторенного окна яркие солнечные лучи спасительно заставляли зажмуриваться.
«Господибожемой! Мамочка. Как стрёмно-то...».
Глава 24
К слову, мамочка оказалась полностью солидарна с дочерью. И папочка тоже.
Стрёмно! Ещё как!
Хотя Алиса, в общем-то, сама не долго парилась. Постаралась взглянуть на случившееся философски. Что сделано, то сделано. Конечно, полную глупость, кажется, она совершила. Теперь с Данькой стало все еще более сложно. Но ладно хоть не с Валерием Эдуардовичем - козлом-подкаблучником, как советовала Анфиска, угораздило сорваться на эмоциях. Вот бы где проблем себе нажила более позорных и неразрешимых.
А Пашка… Если постараться отправить в забвение сопливое детство и взглянуть непредвзято, он вообще-то был классный. Ничего так. И внешне, да и ночью не сплоховал.
Когда Алиса и он, гонимые природным зовом избавиться от переработанной организмом минералки, соизволили наконец выбраться из комнаты, родители явно впали в культурный шок. Заслышав тихое шевеление в коридоре, они тут же дружно выскочили из гостиной и замерли как изваяния в дверном проеме. Вероятнее всего, они ожидали увидеть там Даньку. Кого ж еще? Затянувшаяся ссора детей их не на шутку тревожила, пора было бы уже повздорившим разобраться меж собой, завершить год в мире и согласии.
И вот. Сюрприз.
Выдержке Пашки можно было позавидовать.
— Здрасьте, — как ни в чем не бывало растянул он рот в дружелюбной улыбке. Будто не из комнаты дочери этих милейших соседей вывалился только что весь помятый и взлохмаченный, а из дверей лифта вышел бравый служивый, вернувшись с ночного дежурства.
— Здрасьте, — по инерции отозвалась мама и уставилась на свое без сомнения поехавшее крышей чадо, как на какое-то маньячное чудовище, занимающееся по ночам растлением нежных младенцев.
Алиса потупила взгляд, вздохнула и отвернулась.
«Господибожемой! — Стрёмно – это очень-очень мягко было сказано! – На самом деле трындец случился просто! Куда бы провалиться? Как всё пережить?».
А ведь существовали еще «мама-папа» и у бессовестно обесчещенного мальчика Павлика. А еще Анфиска…
Как назло, «ребеночек», занявший своим грязно-надруганным тельцем чуть ли не всю прихожую, не больно-то поторапливался. Долго на корточках возился со шнурками на ботинках, изредка коротко косясь на Алису. Встав, одернул куртку и нерешительно замер в ожидании чего-то.
Чего?!
Алиса нервно поправила ворот своей домашней футболки.
«Его, может, еще и чмокнуть следовало на прощание? Шел бы уже и не затягивал неловкость».
Родители так и продолжали не шевелиться – молча наблюдали.
— Ладно, пойду? — Пашка почесал затылок и попытался поймать взгляд Алисы.
— Да, — подтолкнула она его к выходу.
— Я позвоню.
— Угу, — закрыла за ним дверь и сама поспешно скрылась в ванной.