Мы подавали совершенно безумные блюда — телячьи мозги на хлебе с соусом чили, тающий во рту гратен из картофеля и сморчков, «разбитый» клубничный пирог, представлявший живописную мешанину кусочков песочного теста и ягодной начинки на тарелке, с вкраплениями белых капель взбитых сливок. Еще мы придумали делать фальшивые виноградные гроздья с «ягодами» из фуа-гра в желейной оболочке из красного вина. Фальшивый виноград украшался чипсами из виноградных листьев и был совершенно неотличим от настоящего. А за «конфеты», сделанные из тончайшего теста «фило», с начинкой из морских гребешков и квашеной капусты, томленой с апельсинами, ресторан получил хвалебную статью в блоге кулинарного критика Боровикова, который спел им настоящую любовную оду.
Как и предсказывал Богосавец, скандал пошел нам на пользу — в ресторан толпами ходили женщины разных возрастов и категорий. Они беззастенчиво флиртовали с шефом и пожирали его глазами с такой же жадностью, с какой уничтожались поданные им на тарелках блюда из меню омакасе. Богосавец настоял, чтобы я помогала ему и во время подачи — мы по очереди представляли блюда, рассказывая, из чего они приготовлены и что послужило вдохновением для их создания.
— Клиентам нравится слушать, что они едят, — учил меня Богосавец. — Настоящий повар соблазняет не только вкусом, видом блюда и его запахом. Надо еще уметь так рассказать, чтобы даже веган захотел попробовать оленину-гриль или пирог из форели.
Мне нравились эти страшные и великолепные минуты, когда мы с шефом подавали блюда, которые никто никогда раньше не пробовал и не должен был пробовать в течение полугода после подачи.
Понравится или нет? Удастся нам поразить заказчика? Ударить кулинарным искусством не только по вкусовым рецепторам, а прямо в сердце?..
Но все же больше мне нравилось придумывать блюда для очередного обеда-омакасе. Сначала мы с Богосавецом закупали продукты, потом обсуждали меню — стиль, подачу, количество блюд, а потом приступали к репетиции. На репетиции надо было сделать пробные блюда, которыми полагалось поразить клиента. Мы с шефом могли спорить до хрипоты, решая, с каким соусом лучше подать равиоли с начинкой из взбитых в пену желтков с добавлением желатина и сыра — с классическим белым или соусом из куриного бульона и белого вина.
Репетиции мы устраивали уже ночью, когда ресторан закрывался, потому что никто не отменял напряженного дня, когда надо было сражаться за свежайшие и редкие продукты, за качество блюд и быстроту подачи. Поставки по новым каналам стабилизировались, хотя иногда случалась неприятность в виде перекупленной под самым носом говядины или морского языка. Новый режим к полуночи доводил меня до состояния зомби, но утром я вскакивала, не позволяя себе понежиться в постели лишнюю минутку. Идеи так и фонтанировали, и даже во сне мне снились креветки, мидии и зеленый базилик.
Как-то так получилось, что мы с Богосавецом не говорили о том, что произошло в его кабинете до появления Лелика. Будто оба решили сыграть в игру «этого не было, это показалось», взяв таймаут на время очередного нововведения в «Белой рубашке».
Один только раз, когда мы с шефом весьма бурно обсуждали, надо ли добавлять слайсы из трюфелей к тушеным бобам и вареной спарже, или достаточно будет трюфельного сока, Богосавец сказал, наклонившись к моему уху, хотя в кухне мы были одни и услышать нас могли только ножи да сковородки:
— Дашка, ты меня доведешь. Тогда точно сверху буду я. Вот устаканится немного…
Я не успела ни дослушать, ни ответить, потому что бросилась спасать шалот, который грозил сгореть через пару секунд.
Да, сердце мое сладко екнуло, когда я услышала эти слова. И взгляды шефа распаляли меня сильнее, чем жар от плиты, но сейчас и в самом деле не было времени ни на что личное. Бешеный темп ресторанной гонки захватил нас, завертел каруселью.
Повара «Белой рубашки» воспринимали наше новаторство, как очередное безумие. Иногда мне казалось, что они молчат только потому, что идея удалась и приносила деньги. Будь все иначе — на кухне точно поднялся бы бунт. Им было трудно — поварам. Потому что сейчас от них требовалось нечто большее, чем безукоснительно следовать рецептам от шефа Богосавеца. Надо было включать фантазию, импровизировать на ходу — а это удавалось не каждому. Ринат страшно психовал, когда испортил карпаччо из говяжьей вырезки, в которое добавил пряности на свое усмотрение, потому что Богосавец в тот момент был занят в зале. Петар стал особенно молчаливым и пробовал готовые блюда с некоторой опаской, больше и тщательнее, чем раньше. А Йован перед каждой нашей поездкой на рынок взял за обыкновение молиться. Я уже немного понимала сербский и однажды разобрала, что Йован просит «послать нормального лосося, а не всю эту дерьмовую рыбу за сто динаров».