— Если еще раз скажешь мне «вы»… — выдохнул он мне в ухо, уже обнимая меня, жадно гладя по спине, по бедрам, заставляя выгнуться всем телом ему навстречу.
— То что вы сделаете?.. — прошептала я, подставляя шею его поцелуям.
— Я тебя изнасилую прямо здесь, на столе… — голос его был завораживающе-хриплым, и только от его звучания можно было потерять голову.
А были еще прикосновения — везде, всюду… Были поцелуи — быстрые, обжигающие… Богосавец целовал меня в шею, в щеки, добираясь до губ… Я чувствовала, как он возбужден, и не стала испытывать его терпения, потому что и сама загорелась — мгновенно, безумно. Хотя, наверное, я горела с того самого момента, когда впервые увидела его рядом, а не на экране — настоящего, живого. И огонь только усиливался, когда я наблюдала, с какой страстью этот мужчина делает свою работу. Когда вместе с ним придумывала новые блюда. Когда смотрела, как ловко он управляется с ножом, оформляет блюда, как смешивает специи, добиваясь идеального баланса…
Этот мужчина умел быть одержимым. И сейчас мне хотелось, чтобы он стал одержим мною. Хотелось до боли, до сладких судорог внизу живота. Я боялась, что он со мной, чтобы использовать меня против Лилианы, против конкурентов, против Марата Гасанбердиева… Но с кем ему было бороться теперь? Только со мной… И совсем не так, как с теми, кто хотел прикончить его подлыми методами, добить, лишить всего…
Я положила руку ему на грудь, чувствуя, как сильно и быстро бьется его сердце, заставила чуть отстраниться, а потом провела ладонью вниз — смело, без сомнений и стеснений. Ощутила холод пряжки поясного ремня и твердую выпуклость под ним.
— Доиграешься… — выдохнул он, накрыв мою руку своей и потеревшись о мою ладонь.
— Может, я только об этом и мечтаю, — сказала я и приласкала его так, как он хотел — сверху вниз и обратно. — Чтобы вы…
В следующую секунду Богосавец смел со стола все бумаги, и они веером полетели на пол. Ноутбук опасно накренился, балансируя на краю, и я едва успела поймать его, когда шеф уложил меня поперек столешницы.
Он навалился на меня, целуя жадно, как будто я была самым лакомым блюдом в его меню, и ему не терпелось съесть меня без остатка. Я чувствовала, как он расстегнул мои джинсы, и приподнялась, чтобы ему легче было снять их. Джинсы полетели следом за бумагами, а Богосавец уже освобождал меня от рубашки, вернее — отрывал на рубашке пуговицы, ругаясь на них сквозь зубы.
Я потянула его рубашку вверх, и в этот момент ноутбук-бедняга грохнулся со стола.
— Там… упал… — зашептала я, но шеф попросту закрыл мне рот поцелуем, и всё остальное стало таким неважным.
Богосавец оторвался от меня, расстегивая поясной ремень на своих брюках, а потом снова склонился ко мне, целуя в губы, в шею и ниже, оттягивая чашечки моего бюстгальтера, чтобы добраться до груди.
Я позволила ему делать всё, что хочет, подчиняясь его рукам, отдаваясь во власть его поцелуев.
Но шеф вдруг остановился, как будто затаившись надо мной.
— Даша… — шепнул он мне на ухо, осторожно раздвигая мои колени. — Можно?..
Несмотря на волнующий момент, мне стало смешно. Сначала набросился на меня, заставив потерять голову, а потом вспомнил о приличиях и решил спросить разрешения. Но это понравилось мне еще больше. Это значило, что суровый шеф Богосавец совсем не деспот, и не тиран. По крайней мере, в личных отношениях. По крайней мере, со мной.
Я не удержалась и посмотрела ему в глаза, поддразнивая, наслаждаясь тем, как он пытался сдержать страсть, дожидаясь моего ответа.
— Можно, Душан, — ответила я и погладила его по щеке, — можно.
Потом было настоящее безумие, когда пропали все мысли и остались лишь чувства и ощущения. Было наше сбившееся дыхание, были прикосновения, поцелуи, и — наслаждение, такое, какого я не испытывала ни разу в жизни. Наслаждение особого рода — когда мечта сбылась, и тот, о ком долгое время невозможно было даже мечтать, стал твоим. Или ты — его. Какая разница?
Сколько мы с Душаном готовили в унисон, понимая друг друга с полуслова, с полувзгляда, и вот теперь мы понимали друг друга с полужеста, угадывая желания друг друга, как будто только и делали, что занимались любовью на столах. И в то же время… для меня это было ново. Так ново, что дух захватывало. Вроде бы, всё старо, как мир — и поцелуи, и сдержанные, и одновременно страстные ритмичные движения, но всё было другим. Волшебным, захватывающим, прекрасным, возносящим на небеса.
Я первая не выдержала этой сладкой пытки, а потом Душан упал на меня, гортанно простонав.
Некоторое время мы лежали в обнимку, приходя в себя. Любовный пыл схлынул, и я обнаружила, что лежать на столе было не так уж удобно. К тому же, что-то больно впивалось в бок — я определила это, как связку ключей, но не стала шевелиться, и ничего не сказала, наслаждаясь ощущением близости с мужчиной, который сейчас отдыхал в моих объятиях
— Дашка, ты как перчик, — произнес, наконец, Богосавец, целуя меня в висок. — Пришла и зажгла.
— Если честно, перчику хотелось бы встать, — призналась я, поболтав ногами, — по-моему, я лежу на ваших ключах.