Волшебство для короля

Пока он ужинал, веселье достигло пика. Кого-то, под хохот товарищей, уже выворачивало наизнанку. «Эти парни сродни студиозусам, — думал Лайам, расплачиваясь, — правда, тем не приходится месяцами лазать по вантам над бушующими волнами». Пряча усмешку, он направился к двери.

— Мы его выжили! — заорал какой-то моряк. — Эй, брат, вернись! Мы его выжили! Это не дело!

Компания загалдела, и все вразнобой принялись уговаривать уходящего не обижаться и в знак примирения выпить с ними стаканчик-другой. Лайам покачал головой.

— Рад бы, да не могу. Через час мы уходим. Море не может оставаться пустым.

Ответом ему был нестройный рев. «Хорошо сказано!» — кричали одни. «Нет, пусть все-таки выпьет!» — настаивали другие. Лайам схватил со стойки свою кружку.

— Здравие короля, ребята! Здравие короля!

Традиционный тост несколько отрезвил гуляк. Все, кто сумел, подняли кружки.

— Здравие короля!

Дверь кабака отворилась, не скрипнув, и закрылась без стука. Лайам сумел ускользнуть.

Бордели, казалось, были натыканы всюду. На каждом углу светились красные фонари, под ними толклись вертлявые сутенеры, из окон высовывались красотки — бесстыжие, полуголые, весьма привлекательные для взора мужчины, который плотно поужинал и никуда не спешит. При иных обстоятельствах… Лайам вздохнул. Он и по натуре своей был довольно брезглив, а тут еще у него завелась подружка. Молодая, задорная, белозубая, служившая квестором в одном маленьком — и таком далеком теперь — городке. Случись что, он просто не сможет смотреть ей в глаза. Нет-нет, ни о каких других женщинах не может идти и речи! Единственное, что в борделе для него привлекательно, — это кровать. «Настоящая! С пологом, тугими перовыми подушками и мягкими одеялами!» М-да, одеяла, конечно же одеяла, но у этих подушек такие формы, что… Лайам крякнул и покраснел.

В конце концов, проблуждав без толку около часа, он решил вернуться в святилище Повелителя бурь, на свое насиженное местечко. Калека-хранительница взглянула на него не без удивления. Пару минут спустя она взяла костыли и подковыляла к скамейке.

— Ты очень религиозен, а?

— У меня что-то вроде бдения, — недовольно откликнулся Лайам. Он намеревался вздремнуть, но хранительница не отступалась.

— Бдения?

— Я утром иду в Рентриллиан, — сказал он, надеясь, что разговор на том и закончится.

Женщина взглянула на него с подозрением.

— В Рентриллиан? А Кане говорил, что ты собираешься в море…

Лайам вздохнул.

— Так все и было, но, похоже, наш рейс отложили. Дня на два, на три, не больше. Вот я и надумал прогуляться в Рентриллиан.

— За короля, значит, словечко замолвить? — сказала хранительница, прищурив глаза.

— Угу, — буркнул Лайам. — А теперь, позвольте мне помолиться.

Он опустил веки, сложил на груди руки и привалился затылком к стене.

— Похоже, что ты просто спишь, а не молишься, — заметила неотвязная баба.

— Молиться можно по-разному, — отозвался Лайам, не открывая глаз.

— Ага, чтобы не платить за ночлег.

Лайам понял, что покоя ему не будет, вздохнул и развязал кошелек. Хранительница хмыкнула, взяла серебряную монету и проворно заковыляла к пологу, заменявшему дверь.

— Постереги пока храм, паломничек! Я — в винную лавку и мигом назад.

Лайам проводил ее взглядом и решил воспользоваться своим одиночеством, чтобы переодеться. Повелитель бурь видывал всякое, он не должен обидеться на то, что в его святилище кто-то меняет штаны. Лишь бы калека не помешала.

Калека не помешала, ее не было около четверти часа, а когда она притащилась с двумя объемистыми кувшинами, Лайам уже дремал.

Впрочем, заснуть как следует ему так и не удалось. Он то проваливался в сон, то вновь просыпался. Хранительница не трогала морячка, втихомолку потягивая винцо. Миряне в святилище больше не заходили, однако сон почему-то не шел. «Ну и ладно, а то ты еще расхрапишься!»

И потом, не спишь, значит, и не проспишь. Лайам твердо решил отправиться в путь спозаранку. Часа в два ночи, не позже. Тогда до священной долины он доберется к шести и без помех обследует подступы к святилищу, где назначены встречи. Лайам клевал носом, встряхивался и снова клевал, слушая колокольный бой. Десять… одиннадцать… вот уже и двенадцать… Пройдет какое-то время, он сбудет с рук Панацею и наконец-то свободно вздохнет. Он сможет расправить плечи, высоко вскинуть голову… «Нет, лучше, пожалуй, ее опустить. И желательно, на подушку…»

Пробило два. Лайам встряхнулся и встал. Хранительница вяло помахала рукой. Он тоже махнул ей рукой и вышел из храма. Холодный ночной воздух хорошо освежал, но еще больше его взбодрило соображение, что так или иначе, но завтра к полудню все это закончится. Лайам повеселел, призвал к себе Фануила и, ориентируясь по звездам, побрел в юго-западном направлении — к прибрежной дороге.