— Обопрись ладонями о стол, — хрипло приказал он.
Она наклонилась и расставила ноги пошире, и затем он провел по ней головкой прежде, чем вошел в нее.
Франческа задрожала. Она уже была на грани оргазма. Эдвард накрыл ее грудь ладонью, а другая его рука скользнула вниз, к влажным завиткам. Пальцы его беспощадно ласкали ее, пока он энергично входил в нее, стоя за ее спиной.
— Открой глаза, — приказал он. — Я хочу, чтобы ты видела все…
Франческа послушно открыла глаза, пытаясь сосредоточиться на том, что видела в зеркале. Она видела себя, распутную, сластолюбивую, бесстыдно отдающуюся мужчине, который ублажал ее и снаружи, и изнутри. Волосы ее, разметавшись по плечам, вздрагивали с каждым его толчком, опираясь ладонями в столешницу, она отвечала ему толчками назад, все сильнее, все быстрее, все глубже. Она видела, как пальцы его двигались между ее ногами, словно натягивали невидимые нити. Еще немного, и она порвется как струна, не выдержавшая натяжения. Она смотрела, как его пальцы ласкают ее грудь, и потоки наслаждения устремились к низу ее живота. И над ее плечом было его лицо, стянутое гримасой страсти, и глаза струили серебристый свет, подобный лунному сиянию, когда он довел ее до пика наслаждения, до блаженного забытья.
Франческа, запрокинув голову, закричала. Эдвард толкнулся глубже и задержался внутри, чувствуя, как Франческа сжимает его раз за разом. Но он не мог долго это выдержать. При виде ее лица в пароксизме страсти он и сам утратил контроль над собой. Крепко взяв ее за бедра, он возобновил толчки, все сильнее, все чаще, пока и его не настиг оргазм, не оставив места ни для каких мыслей.
Долгое время единственным звуком был звук ее дыхания — тихие, частые вдохи, и еще стук его сердца, громом отдававшийся в ушах. Он никогда не испытывал такого… такого полного освобождения, такого полного удовлетворения. Ни с другой женщиной, ни после трудовых свершений, ни после блестящего делового маневра, ни даже после победы, одержанной в схватке с братьями… никогда. Тело его было выжато, голова в тумане, но вот сердце…
— Если это безумие, — донесся до него слабый голос Франчески откуда-то из-под сияющей вуали ее волос, — увези меня в Бедлам.
— Может, завтра. Не думаю, что сегодня я смогу донести тебя дальше, чем до кровати. — Он сделал еще один глубокий вдох, и Франческа рассмеялась, и вибрации ее смеха резонансом откликнулись в его теле. — Я могу остаться тут навсегда, — добавил он, скорее обращаясь к себе, чем к ней. Он убрал в сторону ее волосы и уткнулся носом ей в шею.
Она подняла голову и посмотрела на него томным взглядом.
— Навсегда! Сколько еще у тебя в запасе непристойных предложений?
— Ты даже не представляешь, — пробормотал он. Он повернулся и принялся расшнуровывать ее корсет.
— Может, у меня у самой есть кое-какие непристойные планы.
— С удовольствием приму участие в их претворении. — Он снял с нее корсет, за ним сорочку, оставив ее в одних чулках. — Поделись своими мыслями. Насколько ты испорчена, моя дорогая?
Франческа вновь засмеялась.
— До сегодняшнего вечера я могла бы сказать, что я испорченнее тебя! Но сейчас… — Она потащила его к кровати. — Теперь я больше никогда не смогу смотреть на этот столик, не вспоминая…
— И на меня тоже? — Внезапно став серьезным, Эдвард обхватил ладонями ее лицо. — Ты сказала, что никогда не передумаешь насчет Олконбери. Ты говоришь, то он для тебя только друг. А кто я для тебя?
Ответ высветился в ее выразительных глазах до того, как она отвела взгляд в сторону и, покраснев, смущенно засмеялась. Он был ей далеко не безразличен, ее чувство к нему было глубже физического влечения, пусть самого сильного. Важнее их сотрудничества, которое началось, когда он согласился помочь ей найти Джорджиану. И не проявлявший себя явно, не озвученный, но все же живший в нем страх того, что она его использует для каких-то своих целей, развеялся. Она начала, заикаясь, подыскивать слова для ответа, но Эдвард ее остановил. Он узнал все, что ему нужно было знать.
Следующие две недели он почти каждый день куда-нибудь выводил Франческу. Он брал ее туда, где, как ему казалось, ей может быть интересно и приятно побывать, вначале она возражала, но он сумел убедить ее в том, что жизнь ее не должна ограничиваться лишь поисками Джорджианы. Они ходили в театр, в оперу, в зверинец Пидкока. Они посетили Тауэр и расположенную там королевскую сокровищницу, а также Британский музей с его древностями. С каждым днем Эдвард все больше очаровывался Франческой. Он по-прежнему получал от Джексона доклады о ходе поисков Джорджианы, он по-прежнему вел дела, касающиеся собственности его покойного отца, работал с мистером Уайтом и направлял Уиттерса в его работе над петицией, в которой Чарли заявлял свои права на герцогство, но, чем бы он ни занимался, мысль о том, что он вскоре увидит Франческу, никогда не отступала слишком далеко. Чем больше времени он проводил в ее обществе, тем сильнее привязывался к ней, тем больше ему ее не хватало, когда ее не было рядом.