Карсилина еще раз бросила взгляд на несчастного Прохора Мылченко, потом на меня, мол, Семён, ты не прав.
- Как хочешь. – Рассердился я, хлопнул дверью и ушёл.
Карси догонять не стала.
Она усадила моего отца на диван и приказала Навире принести горячего чая с мёдом.
- А вы, правда, их не бросали? – спросила она, присаживаясь рядом.
- Я не отказывался от жены и ребенка. – Повторил он убитым тоном. – Я слишком любил Фолию…
Он осёкся, вспомнил мою реакцию и изрёк:
- Семён меня не простит!
- Простит, я уверена. – Пыталась успокоить его принцесса.
- Он и слушать не станет!
- Ну, это спорный вопрос. – Заменила Карси, принимая кружку у Навиры. – Выпейте, вам станет легчё! Семён остынет, тогда ему всё и объясните.
Прохор отпил глоток, поставил кружку на журнальный столик и криво улыбнулся:
- Он весь в свою мать.…
Он глубоко вздохнул и признался:
- Я рад, что он жив. Ты, наверное, думаешь, что из меня плохой отец вышел? Может и так, но я должен это исправить…
- Скажите, а почему всё так получилось? – поинтересовалась Кари.
- Тебе действительно хочется узнать?
- Да. – Кивнула она.
- Хорошо. – Ответил он. – В Зебровске мы жили, потому что жену раздражал Листон, она терпеть не могла волшебство. Фолия, в отличие от меня, была простой смертной. А еще она очень боялась, что мои способности передадутся сыну. Она запрещала мне показывать ему, что умею, и не хотела его контактов с магией. Я пытался её убедить, мол, если у него есть хоть какие-то способности, они всё равно разовьются, даже если Фолия этого не хочет. Ведь если человек с рождения чародей, он на всю жизнь им и останется. Но моя жена этого не понимала.
- Так вот почему Семён не знал, что он маг! – перебила Карси.
- Да, поэтому. Но способности у него проявлялись, еще, когда я был с ними. Он, когда был маленьким, творил всякие волшебные вещи не осознанно, всё вокруг падало, тряслось, лопалось, искрилось (как и вокруг любого другого мага младенца). Я старался, чтобы Фолия этого не замечала. Потом, когда ему исполнилось года три, магия уже перестала проявляться внешне в таком количестве, и теперь его можно было даже принять за простого смертного (Я провел с ним ряд тренировок, конечно в тайне от жены, чтобы научить сына сдерживать магию)… А потом меня вызвали в Чалиндокс…
Он закашлялся, отхлебнул чая и продолжил:
- Затем, меня начали шантажировать колдуны ОбГаТра. Говорили, если я попытаюсь вернуться, Фолию и моего сына убьют. Они запрещали говорить им, что я жив. И жена по их сценарию думала, что я погиб…
- И вы не пытались им помешать?! – поразилась Карси, поднялась с дивана, и начала по комнате ходить взад-вперед. – Не решались исправить ситуацию. Как трусливо!..
- Я пытался! Тайно разрабатывал план спасения моей семьи. Прошло некоторое время. Я, наконец, решился. Купил билеты на рейс в Зебрландию, хотел забрать свою жену и сына. Но эти злодеи, видимо, о чем-то догадались. За час до вылета мне позвонили и сообщили, что убили Фолию и Семёна, что уничтожили тела… – Прохор вздрогнул. – А, я, как идиот, поверил.
Карсилина остановилась посреди комнаты и с сочувствием на него посмотрела. Она молчала, не зная, что сказать.
А Прохор прошептал, указывая на портрет покойной жены:
- Я тогда потерял смысл жизни. По крайней мере, мне так казалось. Лоритта и Желлистина не отходили на меня ни на шаг, боялись, что я могу что-нибудь с собой сделать! Они взяли с меня клятву, которая в какой-то мере дала мне новую цель жизни, но я всё равно не ощущал, что живу.
- И что это за клятва? – поинтересовалась Карси, снова присаживаясь на диван.
- Я поклялся, покуда зло еще сильно, охранять вас: тебя, Мартину и Альфреда. Желли, видимо, чувствовала, что они с Иксбертом скоро уйдут в мир иной…
Наступила пауза, во время которой Прохор допил остывающий чай.
- Знаешь, я отношусь к вам, как к собственным детям. Я к вам очень привязан, но забыл уже давно, что такое счастье.
- Какой же вы несчастный, Прохор Платонович… – С горечью заметила Кари, коснувшись ладонью его плеча.
- Сегодня чувствую себя уже не так как вчера и все эти пустые годы! – воскликнул Прохор, да так громко, что Карси вздрогнула.
Похоже, за всё это долгое время он чуть тронулся умом, по крайней мере, Карсилина пришла к такому выводу.
- Мой сын жив! – он поднялся и подошел к фотографии, на которой он держал своего годовалого ребёнка, и провел по ней указательным пальцем. – Только, не хочет меня знать.
- Нужно рассказать ему всё.
- Да. Конечно. – Сказал он, сделав большую паузу между этими двумя словами, отворачиваясь от фотографий.
Он посмотрел на Карси таким пристальным взглядом, что та почувствовала себя неуютно. У неё сложилось ощущение, что его тёмно-карие глаза видели её насквозь, угадывали всё, что она чувствует сейчас.
- Но больше всего я боюсь, – признавался он, медленно подходя к ней, – что с моим сыном случится то же самое, что и со мной. Я боюсь, что он потеряет…
И он остановился, не закончив фразу, снова закашлялся, а затем изрек, серьёзно глядя на Кари:
- Но я этого не допущу!