Читаем Volume IX: The Age of Voltaire полностью

На протяжении XVIII века парламентские акты увеличивали число преступлений, за которые по закону полагалась смертная казнь. В 1689 году их было пятьдесят, а к 1820 году - уже 160. Убийство, государственная измена, фальшивомонетничество, поджог, изнасилование, содомия, пиратство, вооруженная контрабанда, подлог, уничтожение кораблей или их поджог, банкротство с сокрытием имущества, грабеж на большой дороге, взлом дома, кража со взломом на сумму более сорока шиллингов, кража из магазина на сумму более пяти шиллингов, увечье или кража скота, стрельба в служащего налогового органа, вырубка деревьев в аллее или парке, поджог кукурузного поля, отправка писем с угрозами, сокрытие смерти мужа или ребенка, участие в бунте, отстрел кролика, разрушение ворот, побег из тюрьмы, святотатство - все эти и еще сто других преступлений при первых трех Георгах считались смертными. Эти законы отражали решимость парламента защитить собственность. Возможно, в какой-то мере они стали результатом, а отчасти и причиной народного беззакония и жестокости, и, возможно, они помогли сформировать нынешние законопослушные привычки британского народа. Суровость кодекса смягчалась частым отказом судей или присяжных вынести обвинительный приговор, отменой обвинения по формальным основаниям или произвольным установлением стоимости украденного предмета в размере, меньшем, чем та сумма, за которую кража считается смертным преступлением. Во время войны преступники могли быть помилованы при условии поступления на службу в армию или флот.

Менее тяжкие преступления наказывались тюремным заключением, наказанием на столбе, поркой, каторжными работами в исправительных домах или перевозкой в колонии. По закону 1718 года осужденные заключенные продавались подрядчику, который за свой счет отправлял их, как правило, в Мэриленд или Вирджинию и продавал, обычно с аукциона, табачным плантаторам на время отбывания наказания. Состояние заключенных в пути приводило к большому проценту смертей и такому истощению оставшихся, что они на некоторое время становились неспособными к труду. Один подрядчик подсчитал, что в среднем за рейс он терял седьмую часть своего человеческого груза.81 Этой торговле положила конец только американская война за независимость.

Такую депортацию часто предпочитали тюремному заключению, ведь тюрьмы славились бесчеловечностью и грязью. При поступлении новоприбывшего заключали в кандалы, тяжелые или легкие, в зависимости от того, сколько он платил надзирателю. Его постель была соломенной. Его пища состояла из фунта хлеба в день, если только он не договаривался о том, чтобы дополнить ее подарками извне. За исключением Ньюгейтской тюрьмы, в тюрьмах почти не пытались поддерживать чистоту. Грязь и микробы накапливались, заражая почти каждого заключенного "тюремной лихорадкой" - часто тифом или оспой. Джонсон считал, что двадцать пять процентов постоянных заключенных умерли от "гнилостной лихорадки". Зловоние нечистот и болезней было настолько сильным, что когда заключенного приводили в суд, судьи, присяжные, свидетели и зрители часто нюхали камфару, уксус или ароматические травы, чтобы компенсировать запах. В мае 1750 года сотня заключенных из Ньюгейта предстала перед судом в Олд-Бейли, главном уголовном суде Лондона. Распространенная ими лихорадка была настолько сильной, что из шести судей, рассматривавших дело, умерли четверо; из присяжных и мелких чиновников - сорок человек; после этого урока суд постановил, чтобы впредь все заключенные, приходящие на суд, умывались уксусом, а на скамью подсудимых клали душистые травы.82

Человек, на которого подали в суд за долг, признали виновным, но он не мог или не хотел платить, попадал в такую тюрьму до тех пор, пока не заплатит, или пока его кредитор не отзовет иск. По закону кредитор был обязан платить четыре пенса в день на содержание заключенного, но если он этого не делал, должнику ничего не оставалось, как подать на него в суд, что стоило денег. Однако если заключенный мог получить средства извне, он мог подкупить начальника тюрьмы и других лиц, чтобы те позволили ему наслаждаться лучшей постелью и питанием, более широкими свободами, комфортом жены, даже время от времени отдыхать в городе. Должник без гроша в кармане, если он не мог заплатить за еду, мог медленно умирать с голоду на положенном ему хлебе. Сэмюэл Джонсон подсчитал, что из двадцати тысяч банкротов, заключенных в тюрьму в среднем за год, пять тысяч умерли от лишений в течение двенадцати месяцев.83 Англия не нашла более мягкого способа защитить растущий деловой класс от безответственного заимствования или мошеннического банкротства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука