Волынская мадонна

Полковник Березин не ошибся, когда упомянул партизанский опыт майора Шелеста. Тот был недолгий, но полезный.

Станислав родился в Харькове. Отец – инженер на тракторном заводе, мама – бухгалтер там же. В тридцать седьмом они уцелели. Предприятие считалось стратегическим, чистили его умеренно, чтобы не страдало производство. Завод выпускал не только тракторы.

Политехнический институт, служба в армии, офицерское звание после ускоренных курсов. Очень помогло высшее образование.

Грезил, как и в детстве, о разведке. Курсы повышения квалификации при НКВД СССР, а с февраля сорок первого – при НКГБ. Лубянская площадь, многообещающий молодой сотрудник, капитан. Он мечтал работать за границей, расшатывать изнутри гнилые устои капитализма.

Война разрушила все планы. Немцы наступали стремительно. 26 октября их танки уже рычали на площади Розы Люксембург в Харькове, а потрепанные части 38-й армии, в которую попал Шелест, откатывались на восток. Он успел эвакуировать родителей. Дай им бог на далеком Урале здоровья и сил.

Станислав служил в разведотделе дивизии, штаб которой попал в окружение восточнее Харькова. Охрана полегла почти моментально. Кончился бензин. Офицеры примкнули штыки к трехлинейкам и ходили врукопашную.

Из кольца вырвались немногие. Две недели окруженцы плутали по лесам, атаковали немецкие патрули. В болотах встретились с партизанами, верховодил которыми бывший первый секретарь райкома Савельев.

Он и выдал положительную характеристику молодому капитану через полгода, когда партизаны вырвались к своим и тут же загремели на унизительную проверку. Станиславу просто повезло, кто-то вник в ситуацию. С окруженцами, как правило, не церемонились. Пушечного мяса хватало. На фронт текли эшелоны с пополнением из восточных областей Союза.

Особый отдел при НКВД, борьба с вражеской агентурой в прифронтовой полосе. В апреле сорок третьего было создано Главное управление контрразведки Смерш. Воронежский фронт, Степной, досрочное звание за «мужество и героизм при обезвреживании вражеских шпионов и диверсантов».

Он не являлся баловнем судьбы, дважды был ранен, чуть не попал в плен, знал цену предательству. Неплохо разбирался в людях, понимал, что такое держать язык за зубами. А главное, имел чутье, спасающее его от крупных неприятностей.

Глава 8

Десятки незнакомых лиц пробегали перед глазами Станислава, оседали в копилке памяти. Равнодушные, злые, испуганные. Мелькали перехлесты городских улиц и отправлялись в ту же копилку. Народная, Домбровича, Цветочная, Лютневая, Лобная, Торговая. Советских названий, привычных уху, прославляющих величие Октября, здесь не было вовсе.

Железнодорожная станция, оцепленная кордоном, на которой шумели транзитные воинские эшелоны. Улица Загорская в непосредственной близости от вокзала. На ней до тридцать девятого года располагались польские органы власти, потом – советские. С лета сорок первого там сидела немецкая оккупационная администрация со всеми своими прелестями, в том числе гестапо, жандармерией и комендатурой. Теперь опять комендатура, уже наша, городской комитет ВКП(б), отдел НКВД и что-то там еще.

Остаток пути офицеры проехали без приключений. «Правительственный квартал» был оцеплен патрулями, пулеметными гнездами за мешками с песком, вереницей шлагбаумов. Те же меры безопасности наблюдались на станции. На прочее городское пространство сил и средств не хватало. Там иной раз шалили и стреляли не только бандеровцы, но и чистые уголовники.

Капитан Кисляр пообещал, что решит вопрос с размещением группы, и быстро испарился. В бывшем здании жандармерии гуляли сквозняки, таскали по полу обрывки бумаг, бытовой мусор.

– Женской руки тут явно не хватает, – пробормотала Настя Кутепова, разглядывая с поджатыми губами этот вселенский кавардак.

Станиславу пришлось напомнить ей, что она не женщина, а старший лейтенант особого назначения. Приведением рабочих мест в порядок займутся другие люди.

Офицеры показали начальнику караула служебные удостоверения и тонко намекнули на то, что не к лицу им работать в таком дерьме. Парень побледнел. Через час все было в порядке, как в нормальной ведомственной конторе, включая телефон для связи с комендатурой и военным руководством станции.

Настя брезгливо смахивала тряпочкой пыль со стола, протирала подоконник, который венчал страшноватый, до предела засохший комнатный цветок, вся земля вокруг которого была утыкана окурками немецких сигарет. Гальперин убрался в комендатуру с наказом добыть все, что уцелело от местных архивов.

В здании четко ощущалась какая-то могильная аура. Эти стены за пять лет, похоже, всего навидались.

– Разрешите, товарищ майор? – В кабинет всунулся сержант Красной армии.

Майор кивнул. Мол, разрешаю.

Солдаты втаскивали в помещение железные ящики, стопки папок, проштампованные орлами вермахта и украинскими трезубцами.

– В подвале нашли, товарищ майор, – отчитался сержант. – Фрицы перед бегством что-то уничтожили, но многое осталось.